Его повесили на площади Победы - Лев Симкин

Модного рижского портного Бориса Рудова, как говорят, знали и в Лондоне, и в Берлине. По этой причине немцы оставили его в живых.

Рижские портные всегда славились. Леонид Утесов рассказывал, как в 1940 году, после присоединения Латвии к СССР, он приехал в Ригу и зашел в ателье заказать себе костюм. «Но учтите, — сказал он портному, — я в Риге всего три дня». — «Вы получите костюм завтра». — «Я хотел бы, чтобы новый костюм выглядел не хуже этого». Портной обошел вокруг артиста, осматривая каждый шов, каждую складку. «Кто вам шил это?» — «Поляков», — гордо назвал артист известнейшего московского портного. «Меня не интересует фамилия, я спрашиваю, кто он по профессии?» Костюм был готов к сроку и был выше всяких похвал.

Борис Рудов шил костюмы самому Еккельну. Но не мог же еврей его обшивать. Рудову выправили документы — он стал евреем только наполовину — и разрешили свободно ходить по улицам Риги. Другим оставленным до поры рабам из Малого гетто этого дозволено не было.

К слову напомню историю генерал-фельдмаршала Эрхарда Мильха. Тот был полукровкой, однако Геринг не позволил арестовать своего заместителя, заявив: «У себя в люфтваффе я сам решаю, кто еврей, а кто нет». В дальнейшем Мильху подправили биографию, объявив, что его настоящий отец — немецкий аристократ.

Американский военный трибунал осудил Мильха к пожизненному заключению. «Дело Рудова» не дошло до суда. В 1946 году ОСО назначило еврею-портному, чудом выжившему в гетто и концлагере, пять лет лагерей, а в 1951-м — добавило еще десять. А все почему? Еккельн на вопрос следователя об оставленных им в Риге агентах для отвода глаз назвал несколько первых попавшихся имен — помимо портного еще латыша-дворника Суну (крупные агенты!). Одного этого было достаточно.

Геринг не предавал Мильха, стало быть, ему, в отличие от Еккельна, не были вовсе чужды хотя бы какие-то человеческие чувства. Еккельн же использовал Рудова, пока тот был нужен, а потом за ненадобностью не только отрекся от него, но и пнул напоследок.

После ликвидации в Румбуле Гиммлер выговорил Еккельну — на него поступили жалобы, что он не сумел обеспечить секретность операции. Дошло до Канариса, тот пожаловался фюреру.

«Расстрел евреев держали в секрете, — рассказывал в суде свидетель, эсэсовский судья Центрграф. — Но по делам, которые проходили через мой суд, видно, что о расстрелах солдаты часто писали домой в письмах».

Шила в мешке не утаишь, как Еккельн ни старался. А он старался. Это вначале ничего не скрывали, убивали открыто, а потом политика изменилась — запретили даже фотографировать казни. Это в Киеве можно было не церемониться с населением, а Рига — в большей степени Европа, там открытых убийств не допускалось. Однажды в 1943 году Центрграф слышал, как Еккельн инструктировал офицеров производить расстрелы евреев малыми группами, тем самым секрет в большей степени обеспечивается.

Но этого было мало. Следовало уничтожить все следы массовых казней. Эта задача была поручена уже известному нам Паулю Блобелю, шефу команды бреннеров, в чью задачу после Бабьего Яра входило вскрывать тайные захоронения, выкапывать и сжигать трупы убитых евреев. В ходе «Акции 2005» (так это называлось) немцы эксгумировали около 1,5 миллиона тел. В его команду входили опытные эсэсовцы, те, кто сами убивали. Черную работу делали смертники из близлежащих концлагерей и военнопленные. В зоне работы команды Блобеля категорически запрещалось появление без специального разрешения любого лица, хотя бы и высших чинов армии, полиции и даже СС.

Еккельн на следствии: «В январе 1944 года ко мне в Ригу прибыл штандартенфюрер СС Пауль Блобель. Лично от Гиммлера он получил совершенно секретный приказ о сожжении всех трупов расстрелянных нами евреев». На суде добавил, что при этом использовалась еврейская вспомогательная сила. На вопрос, что с ними после делали, ответил: расстреливали.

Евреи боялись этой работы больше всего, поскольку знали, что ее участники затем сразу же уничтожались. 9 апреля 1944 года начальник полиции безопасности и СД Латвии оберштурмбанфюрер Ланге выделил в распоряжение Блобеля 30 евреев из концлагеря Кайзервальд. В Румбуле, Бикерниекском лесу и других окрестностях Риги массовые могилы раскапывались, останки жертв сжигались, а обгоревшие кости измельчались с помощью специальных костедробильных машин. Пепел просеивался, чтобы извлечь золотые зубы, обручальные кольца.

Вот еще напоследок цитата из поэмы американского поэта Чарльза Резникоффа «Холокост».

«Утром евреев построили в шеренгу, и офицер сказал им:

„Вы — евреи, недостойные жизни. Но пока вам предстоит поработать“.

Их загнали в грузовики, привезли в лес и приказали копать.

Один из них, откопав на две-три лопаты, наткнулся на что-то твердое и увидел, что это человеческая голова».

Место расстрела узников Рижского гетто долгое время оставалось заброшенным и никому не известным. Дорога, по которой вели евреев на расстрел, и ямы успели густо зарасти. В 1962 году поиском занялась группа рижских еврейских активистов, в их числе был известный нам Давид Зильберман. Они расспрашивали местных жителей и нашли. В земле были людские косточки, детский ботиночек и сито — след мародеров, искавших «еврейское золото». Весной 1963 года сделали самодельный памятник — Маген Давид из колючей проволоки — и поставили его над могилой, через два дня он исчез, сделали снова — опять исчез.

В то время постоянным атрибутом советской пропаганды была публикация карикатур на сионистов в виде сочетания звезды Давида и свастики. Советское правительство относилось к Государству Израиль отрицательно. Пример тому — реакция на суд над Эйхманом, которому мировая пресса уделяла огромное внимание. «Правда» 30 мая 1962 года опубликовала информацию о приведении приговора в исполнение не на первой полосе, а в малозначительной рубрике «Вести из разных стран».

Об уничтожении евреев говорить было не принято, только — о «мирных советских гражданах». Справедливости ради надо сказать, что евреев не упоминали не только из-за антисемитизма чиновников. Акцент на евреев, по их мнению, как бы принижал страдания других народов.

Осенью 1964 года в Румбуле изготовили надгробный камень с надписью на латышском, русском и иврите — «Жертвам фашизма». Когда плиты были уже готовы, завод отказался их выдать. Сверху спустили приказ уничтожить надпись на иврите. Тогда активисты отправили телеграмму на имя Хрущева. Ему было не до того, его как раз снимали с должности, да и телеграммма никогда не дошла бы до главы государства. Тем не менее надпись в суматохе смены власти разрешили оставить, правда, велели добавить на камень изображение серпа и молота. Так и сделали.

Свидетельствует доцент Латвийского университета Ольга Траумберг (допрос от 1 декабря 1944 го-да): «Весной 1943 года меня прикомандировали к Институту медицинской зоологии как энтомолога, чтобы читать латышским дезинфекторам на латышском языке лекции по вредным насекомым… Переводил еврей Гурвич, работавший в лаборатории… Вши воспитывались в лаборатории, и их кормил лаборант Гурвич».