Источник - Джеймс Миченер

– Он был околдован, – сказала Тимма и в свете лагерного костра с жалостью посмотрела на своего мужа. – В другом городе, в другое время он мог бы умереть счастливым человеком, – пробормотала она и заплакала над несчастной судьбой, которая ждала Урбаала.

На рассвете И октан подошел к алтарю, чтобы помолиться в одиночестве, а когда он вернулся, Тимма спросила: «Каким богам ты молишься?» Он ответил: «Лишь одному богу», и Тимма внимательно посмотрела на него.

Когда солнце было в зените, появились воины из Макора – восемнадцать человек и их капитан. Они были полны надежды, что тот спятивший фермер пустился в бега и им не придется ничего делать, но при виде шатров чужестранцев им пришлось разбираться, кто они такие. Под дубом они нашли Урбаала, скорчившегося у алтаря.

– Мы пришли за убийцей, – объявил капитан.

Йоктан вышел вперед и, не повышая голоса, ответил:

– Он получил убежище у моего алтаря.

– Но он не в храме, – заявил капитан, – и должен пойти с нами.

Тем не менее Йоктан не сдвинулся с места, и к нему стали стягиваться сыновья. Капитан отошел посоветоваться со своими людьми, Те не сомневались, что справятся с чужаками, но, поскольку за победу придется дорого заплатить, воины Макора отступили.

Они послали за жрецами, и, когда те прибыли во всех регалиях, капитан объяснил:

– Урбаал здесь, но этот чужестранец отказывается выдать его.

– Он получил убежище у моего алтаря, – сказал хабиру.

Жрецы хотели было отдать приказ воинам силой увести убийцу, но явная готовность чужаков к бою остановила их.

Наконец жрецы сообщили:

– Мы уважаем святость убежища.

Затем верховный жрец подошел к Урбаалу и сказал:

– Амалек мертв, и твоя жизнь подошла к концу. Поэтому ты должен пойти с нами.

Растерянный фермер не мог толком понять, что они от него хотят, но, когда наконец до него дошло, что он убил Амалека, с которым не раз вел дружеские разговоры на самые разные темы, у него полились слезы. Жрецы подошли к Тимме и сказали:

– Пойди и оттяни его от алтаря, потому что мы должны забрать его с собой.

Но Йоктан твердо сказал:

– Если он решил остаться у алтаря, он останется.

Жрецы преисполнились уважения к этим благородным словам и отступились.

Решение приняла Тимма. Подойдя к дубу, она опустилась на колени рядом с мужем и тихо сказала:

– Конец твоих дней близок, Урбаал. Все мы наделали ошибок, и я умру вместе с тобой.

Он беспомощно посмотрел на нее и подал ей руки – мягкий, добрый человек, который любил свои поля и жужжание пчел среди цветов. Она помогла ему подняться на ноги и отвела к жрецам, которые приказали солдатам надеть ему удавку на шею.

– Я умру вместе с ним, – сказала Тимма, – потому что вина за ошибку лежит на мне.

– Ты можешь идти куда хочешь, – ответили жрецы, но у городских ворот она с такой силой приникла к Урбаалу, что ее с трудом оторвали от мужа и швырнули в пыль. Она смотрела на своего ничего не понимающего мужа, скромного властителя оливковой рощи, который в последний раз поднимался по насыпи, в последний раз проходил сквозь ворота.

– Нет, нет! – зарыдала она, когда Урбаал скрылся из вида. – Как ужасно я поступила с ним! – Он смог миновать бога смерти, но богиня жизни уничтожила его. И предала его не злобная Матред, которая никогда не любила Урбаала, а Тимма, которая старалась быть хорошей, послушной женой. Она услышала рокот барабанов – а затем наступила тишина.

Она продолжала лежать на земле, когда Йоктан сказал своим сыновьям: «Идите приведите эту женщину, потому что она была верной женой». Таким образом овдовевшая Тимма стала частью поселения хабиру. В последующие дни появление нового семейства на полях за стенами города вызывало взаимное любопытство. Женщины хабиру степенно ходили к источнику, пользуясь тропой, которая пролегала вне города. На головах они несли большие кувшины, полные свежей воды, и женщины Макора молча разглядывали их. Жрецы покидали город, чтобы осматривать шатры хабиру, и выяснили, что все пришельцы являются членами одной большой семьи – людьми Йоктана, которые были готовы скорее умереть, чем предать святилище своих богов. О подлинной сущности своего божества Йоктан, похоже, не хотел или не мог рассказывать, но жрецы объяснили, что если он собирается пользоваться водой из источника Макора, то должен признать бога Эла, всех главных баалов и еще Молоха и Астарту. И хотя Тимма пыталась убедить его не давать такого обещания, Йоктан сказал, что не возражает против этого требования, но в то же время ясно дал понять, что возведет под дубом свой собственный алтарь, на что жрецы согласились.

Поэтому не было ничего странного, что Макор легко принял этих чужаков, предшественников массы пришельцев, которые придут сюда несколько веков спустя. За прошедшее тысячелетие много отдельных семей обосновались на окружающих полях, а потом и в самом городе, став частью Макора, приняв его обычаи и его богов. Хабиру, даже при самом пристальном внимании, не отличались от всех прочих, и жрецы с полным правом предположили, что через сравнительно короткий период пришельцы сольются с местным населением, а их алтарь под дубом станет частью вереницы монолитов, стоящих перед храмом. В прошлом такое слияние было обычным делом, и не имелось никаких оснований предполагать, что оно не произойдет снова. Мощь Йоктана, сила его сыновей производили сильное впечатление, и жрецы были только рады увидеть их жителями своего города.

Поскольку община приняла его, Йоктан теперь мог бывать в пределах городских стен, изумляясь роскоши Макора. Он никогда не жил в доме, тем более никогда не видел так много домов, и, когда перед ним предстало более сотни сгрудившихся строений, они несказанно удивили его. Магазины были полны товаров, которые вызывали у него зависть. Особое впечатление на него произвела площадь перед храмом, где властно высились четыре монолита. Когда жрецы подвели его к древней статуе Эла, он тихо сказал: «Бог, которого я чту, – это тоже Эл», и жрецы удовлетворенно закивали.

Тимма, которая теперь обитала под покровом шатров хабиру, стала частью той простой жизни, которую они вели, – им нравилось петь и насыщаться; выпив, они ссорились и ворчали, но перед лицом чужаков вставали плечом к плечу. Мальчики подвергались обряду обрезания, а девочки рано выходили замуж – часто за своих же двоюродных братьев. Примитивный алтарь Эла не был для хабиру столь же важен, как храм для Макора, но они относились к нему с большим уважением, и часто, приходя к нему, Тимма находила у подножия алтаря подношения в виде цветов или птичьих перьев. Бог, обитавший в этом святом месте, не требовал себе первенцев и не испытывал удовольствия, еидя нагих девушек, возлежащих с землепашцами. Тимму особенно поражало, когда Йоктан, который ввел ее в круг своих жен и принял в лагерь ее еще не родившегося сына, в одиночестве подходил к алтарю и молча молился перед ним, не испытывая необходимости ни в барабанах, ни в трубах, ни в словах.