Выстрелы в Сараево. Кто начал Большую войну? - Игорь Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 августа. Выборг. Штаб 3-й Финляндской бригады. Германия объявила нам войну. Вся страна бросилась к оружию. Кипит, поспевает срочная работа мобилизации. Спешно прибывают люди, лошади, повозки. Сбрую, снаряжение выносят из складов и кладовых. Полки постепенно переходят на боевое положение. Перед нами война. Бодро на сердце.
Кризис разрешился войной раньше, чем все того ожидали. Конечно, это случилось по желанию и к прямой выгоде Германии.
Книга вышла в 1918 году в Петрограде, в 5-й государственной типографии, с сокращениями. Неизданная часть сохранилась, и только за недостатком времени я пока не выпустил ее в свет. Уже придумал название: «Октябрьские тезисы генерала Верховского».
Автор: — Из приведенных строк следует, что Верховский не хотел войны и понимал ее гибельность, ибо отлично знал соотношение сил. В тот же день он записывает:
Слишком рано пробил великий час испытаний нашего народа! Неготовые, идем мы на врага, вооруженного до зубов, бороться за свое существование, бороться за лучшее будущее нашей Родины, которая под гнетом германского милитаризма никогда не сможет выпрямиться во весь свой богатырский рост.
Немногие даже среди нас, военных, твердо знают, что нам с Германией не равняться силами. Германия одна в первую голову разворачивает около 70 корпусов да австрийцы дают не менее 35, в то время как мы едва ли сможем выставить на первое время более 50 при 30 французских и 5 английских… Нам и нашим союзникам придется выдержать первый удар страшной силы. Огромное преимущество германцы имеют в блестяще развитой технике и особенно в численности и калибрах артиллерии, которой они всегда придавали решающее значение.
Но ведь все равно — «бодро на сердце»! Авось пронесет… А как оценить такие его размышления в «России на Голгофе» (запись за 7 октября 1917 года):
Наш темный неграмотный народ, привыкший думать и обсуждать события, не выходящие за околицу его деревни, не может понять сложной мировой обстановки, обусловливающей продолжение войны. Что какому-нибудь крестьянину с Волги или рабочему с Урала борьба германского империализма с великими демократическими идеалами, выдвинутыми нами и Америкой?
Впору подумать: уж не предтеча ли Александр Иванович современного атлантизма? Впрочем, и Петр Кропоткин бредил тем же. В июне 1917 года на митинге в Петрограде сей апостол свобод метал громы и молнии, призывая офицеров Генштаба не допускать братаний на фронте:
Как возможны такие братания, после того как Россия вступила в союз… с великой демократией Франции, 100 лет назад провозгласившей свободу, равенство и братство, с английской демократией, сумевшей даже при королевской власти создать такие учреждения, которых Германии не видать еще через 40–50 лет, и ведущих страну к несомненному водворению новых коммунистических форм жизни, и, наконец, в союз с американской демократией, которая первая провозгласила 140 лет тому назад права человека[212].
Герой былых баталий, немецкий генерал Э. Людендорф недоумевал, почему союзники России в разгар войны содействовали свержению царя, смуте и революции. А именно потому, что Россия была для них врагом номер два. Почти таким же ненавистным, как Германия и Австро-Венгрия! «Сердечное согласие» не принесло и не могло принести империи Романовых победы, а море крови было пролито ради чужих интересов. Совершенно прав историк Т. Исламов:
С течением войны Германия и Австро-Венгрия все больше стали восприниматься западными союзниками России в качестве воплощения всего, что было ненавистно республиканцам и либералам со времен Вашингтона, Лафайета и Робеспьера — прусского милитаризма, габсбургского католического обскурантизма, аристократизма и консерватизма. Именно за это, а не за Эльзас с Лотарингией и Сербию с Черногорией предстояло заплатить державам центрального блока…. Разумеется, при таком подходе императорская Россия просто не могла оказаться в стане победителей[213].
Таким образом, русский народ был изначально— еще в 1914 году! — обречен на поражение. Обречен на Брестский мир, на Троцкого, на гражданскую войну, на разруху и голод. А сам Александр Иванович — на тюрьмы и лагеря, на смерть от чекистской пули.
XIV. «ПРУССИЯ ДОЛЖНА СТАТЬ КОРОЛЕВСТВОМ!..»
В начале ноября 2013 года в гостях у Ю. Сербского по моей инициативе побывал посол Сербии в России Славенко Терзич, известный историк. Зашла речь и о такой коллизии, как Верховский и сербские амбиции, так и не утоленные балканскими войнами. Радушный хозяин процитировал такой характерный отрывок из Сербского дневника (запись от 8 февраля):
Сегодня слышал от Артамоновой, очень наблюдательной барыни, что сербам вообще верить нельзя. «Они милы и любезны, потому что много получили, а надеются получить еще больше». Для нас это в данный момент не так важно, ибо наши политические задачи на ближайшее время совпадают. Им нужно освободить своих братьев-славян сербов, которых в Австрии больше, чем теперь на свободе, а нам необходимо расчленить Германию и Австрию на составные части, чтобы не было необходимости разорять страну на военные нужды. Идея борьбы с Австрией живет необычайно сильно в народе, почти также сильно, как и борьба с турками. Артамонова рассказывала, что раненые, еще не оправившись от раны, страдая и морщась от боли, говорили, что «со Швабом» готовы идти в бой хоть сейчас. Ту же мысль высказывали Сретенович и Ненадович, оба штатские.
Признаюсь, идея расчленить Германию и Австро-Венгрию меня сильно озадачила и подтолкнула к такой дискуссии:
Автор: — Лет пятнадцать назад я с большим любопытством просматривал русские газеты периода Первой мировой, выискивая в них разного рода футурологические проекты. И вот некоторые записи сейчас приведу.
Осень 1914 года. Многие русские газеты («Русское слово», «Речь», «Новое время»), не чая дождаться победы держав «Сердечного согласия», уже вовсю делят шкуру неубитого медведя, фантазируя о развале империи Габсбургов и образовании на ее руинах новых национальных государств. Так, московское «Русское слово» в передовой от 4 сентября требует полной ликвидации Австро-Венгерской монархии с последующим воссоединением единоплеменных народов. Согласно этой программе Босния и Герцеговина, Хорватия, Далмация, Банат и Буковина, где проживали главным образом славяне, должны были воссоединиться с Сербией, Трансильвания и Южная Буковина — с Румынией, Истрия и Южный Тироль — с Италией. Вопрос о будущем Австрии, Венгрии, Чехии и Словакии должен был решаться на основе самоопределения их народов.
Газета желала превращения Австрии в буфер между Германией и балканскими странами, а Венгрии в самостоятельное государство с отделением от него Хорватии, Воеводины и Словакии. Славония заслуживала автономии в «тесном сотрудничестве» с Сербией, а Чехия превращалась либо в независимое государство, либо расширяла свою автономию в рамках Австрии. 5 сентября, развивая этот план, газета писала в передовой: «Сквозь кровавый туман уже проглядывают контуры будущей Европы, ее бастионами будут великая Сербия, объединенная Румыния и свободная Чехия». Те же идеи были высказаны «Русским словом» чуть позднее: «Настанет час, когда диктовать будут не немецкие народы». «Русское слово» предсказывало, что Сербию будут населять десять миллионов (больше чем сейчас!). Кадетская «Речь» и суворинское «Новое время» также били в литавры, заявляя о близкой победе Антанты.