Седьмая ложь - Элизабет Кей

– Зачем я только вообще с ней связалась, – продолжала Марни, и ее тон менялся с каждым словом. – Могла бы сообразить, что ей нельзя доверять. Вечно я думаю о людях лучше, чем они того заслуживают. Ну почему так?

– Прекрати, – сказала я, опускаясь рядом с ней и взяв ее руку в свои. – Ты только еще больше себя растравляешь. Что сделано, то сделано, без толку теперь заниматься самобичеванием.

– К тому же во всем этом нет вообще никакой логики, – заметила Марни. По щекам у нее тянулись дорожки от слез. – Как, по ее мнению, ты должна была убить Чарльза? То, что она написала в своей первой публикации, было хотя бы теоретически возможно. Я могла сыпануть таблеток ему в кофе. Ну, то есть я этого не делала, однако теоретически могла бы. Но тебя-то даже не было в доме, когда он умер. Ты ничего не слышала. Это просто чушь собачья!

– Марни, хватит, – сказала я. – Оставь уже эту тему.

– Что ты, по ее мнению, сделала? Столкнула его с лестницы и пошла домой? А потом что? Вернулась обратно уже вечером? Да ты даже не знала, что он плохо себя чувствует. Ты должна была думать, что он на работе.

– Вот именно, – пробормотала я, хотя сердце у меня забилось чуть быстрее, а в горле стоял ком. Миндалины, казалось, внезапно распухли и пересохли, перекрывая доступ воздуха в легкие. Ладони, державшие ее руки, стали холодными и липкими.

– И вообще, зачем тебе могло это понадобиться? Ну да, я знаю, вы с ним не были лучшими друзьями, и это еще слабо сказано, а в последнее время все стало еще хуже – я про то ужасное недоразумение, – и все равно это просто бред какой-то!

Ее голос становился все громче и громче, начинал дрожать, и в нем то и дело проскальзывали пронзительные нотки. Она жестикулировала как сумасшедшая, лихорадочно взмахивая руками. На бледных щеках пылали красные пятна гнева.

– Ты бросила его умирать на полу в коридоре. Это она хочет сказать? Пришла, убила его и ушла? А потом? Вернулась обратно несколько часов спустя, чтобы посмотреть, как я его найду? Да эта женщина просто не в своем уме!

Она не могла остановиться, и я тоже не могла ее остановить. Она все сильнее горячилась, перечисляя многочисленные логические нестыковки, причины, по которым все это никак не могло быть правдой и было совершенно невозможно, а я слушала, как она отбрасывает примеры того, как я могла – то есть не могла – умертвить ее мужа. Болтология Валери всколыхнула в голове моей подруги все эти вопросы, и теперь я не знала, как заткнуть этот фонтан. Я пыталась увести Марни от темы, но она упорно гнула свою линию, и мне казалось, что моя грудная клетка стала слишком маленькой для моих легких, они не вмещались в нее и распирали ребра изнутри, и я не знала, хватит ли у меня выдержки не выдать себя, если Марни придет к правильному выводу.

– Мы были безумно влюблены друг в друга. Она на это намекает, да? Ты и я. Поэтому мы взяли и убили твоего мужа. Ну да, разумеется. Вполне логично. А потом я влюбилась в Чарльза. – Сквозь ее гневную речь прорвалось негромкое рыдание. – И тогда ты убила его, чтобы не делить меня с ним? Так, по ее мнению? Да?

Я ожидала, что она и дальше будет возмущаться, высказывать свое недоумение. И это само по себе было бы достаточно пугающе. Но она не стала. Умолкла. И устремила на меня взгляд.

– Так, по ее мнению? – после паузы повторила она дрожащими губами, широко распахнув глаза и решительно вскинув подбородок. – Она ведь на это намекает?

Я покачала головой, изображая возмущение, ужас и отвращение разом. Марни молчала, поэтому я подала реплику, отчаянно пытаясь свернуть этот разговор.

– Представь себе, – произнесла я и, вскинув брови, выдавила из себя смешок. – Нет, ты только себе это представь.

Мне оставалось лишь гадать, что она видит. Мои раскрасневшиеся щеки? Мои испуганные глаза? Слышит мое прерывистое дыхание? Читает правду, написанную на моем лице, такую же жгучую, как ее слезы?

– Представь себе… – повторила она негромко.

– Я знаю, – сказала я, – это просто бред. Можно подумать, я могла бы такое сделать. Я никогда бы ничего такого не сделала.

Это была пятая неправда, которую я сказала Марни. Я сказала ей, что никогда бы не сделала того, что уже совершила. Я сказала ей, что никогда не смогла бы причинить ей боль, хотя уже ее причинила. И, сидя рядом с ней и пытаясь всем своим видом ввести ее в заблуждение, я надеялась, что она поверит мне. И она поверила. Она медленно покачала головой и вздохнула, откинувшись на подушки и запустив пальцы в волосы.

Не думаю, что она действительно пыталась прижать меня к стенке. Ее вопросы были риторическими, и никакого ответа на них она не ожидала. Но страшно было уловить в ее тоне тень сомнения, пусть даже смутную. Правда костью стояла у меня в горле, она просилась наружу. Где-то в глубине моей души шевельнулось нечто такое, что требовало заявить о себе, язык чесался сказать: «Да, так. Именно так все и произошло. И я сделала это ради тебя».

И тем не менее я знала, что снова солгу и снова буду защищать то, что у нас с ней было.

– Нам с тобой надо решить, что мы будем делать, – произнесла я наконец.

Марни вытерла глаза и промокнула пальцы о пижаму. Пижамная рубашка у нее задралась, и Марни одернула ее.

– Мы все равно ничего не сможем сделать, – сказала она и, поднявшись, пошла в кухню. Она уже слегка успокоилась и взяла себя в руки. – Статья опубликована. И поверь мне, Джейн, – добавила она, – не стоит выяснять с ней отношения. Она просто напишет в Интернете какую-нибудь новую ерунду, но ведь мы-то с тобой знаем правду, и наши друзья и родные тоже знают, так разве на самом деле не это главное? Да, с нами поступили несправедливо. Да, я тоже в бешенстве. Честное слово. И меня тошнит оттого, что она может безнаказанно писать все, что взбредет ей в голову, не думая о людях, по которым ударит ее ложь. Но мне нужно, чтобы все это утихло.

– Ладно, – отозвалась я. – Тогда давай просто переждем.

Адреналин мало-помалу начинал выветриваться, и я наконец выдохнула до конца и подумала, что была, как никогда, близка к обмороку, потому что Марни практически вплотную – разве нет? – подобралась к правде.

Хочешь секрет? Эта пятая ложь напугала меня. Именно тогда я в полной мере осознала тот риск, на который пошла, – да, пусть и неосознанно, но все равно пошла. И, кроме того, мне стало ясно, каким образом это решение неминуемо скажется на моей будущей жизни. Следовало быть очень осторожной и держать себя в руках.

Я стала читать газеты. О нас снова все писали и говорили: экспертные мнения, высосанные из пальца новости и анонимные источники. Но в конце концов шумиха все же улеглась: на первые полосы вышел другой политический скандал и не сходил с них несколько месяцев.

Я хранила вырезки о нас под кроватью в коробке из-под обуви. Они напоминали мне о моей уязвимости. Они напоминали мне, чтобы я постоянно была начеку. Они напоминали мне, чтобы я продолжала лгать.

Я убеждена, что одни женщины созданы для материнства, а другие – нет. Это спорная точка зрения, знаю, и, наверное, кому-кому, а тебе я не должна была такого говорить. Но считаю, упомянуть об этом стоит.