Соль. Судьба первородной - Марина Александрова

Я ли кричала в тот день или же то всего лишь плод моего воображения, но этот пронзающий душу крик до сих пор стоит у меня в ушах. Мне часто снятся мои ладони, изодранные в кровь, и то, как я почему-то руками разгребаю песок, чтобы создать последнее пристанище для тех, кто не удержался от самого края. Иногда, во сне, я думаю, почему бы не взять лопату или что-то еще? Но не могу найти ничего подходящего. Это выматывает. Бывают ночи, когда я весь свой сон ищу ее и не могу проснуться. Это тяжело. Но тяжелее, когда я вижу все до самого конца… Вижу их такими красивыми, странными, почему-то улыбающимися, и мне приходится закапывать их. И в этот момент они превращаются в крошечные фигурки, будто куколки, которые я легко погребаю ладонью под слоем песка.

Но сегодня мне впервые снился сон. Мне снилась Эйлирия. Времена, когда счастье казалось мне чем-то постоянным, незыблемым; его сладкий вкус спелого персика, солнца и моря я чувствовала на языке, как и вкус поцелуя того, кого выбрала раз и навсегда. Он держал меня за руку и вел сквозь волшебный сад, туда, где журчали серебристые магические фонтаны. Ощущая родное тепло его руки, сжимавшей мою, я растворялась в этом летнем дне. Он шел впереди, и все, что я могла видеть, — это его широкая спина и медно-рыжие кудри волос. Но я любовалась. Любовалась тем, как солнечные лучи, проникая сквозь ветви деревьев, играют с ними, и поражалась тому, насколько же это красиво.

— Ты помнишь? — спросил он, так и не обернувшись ко мне лицом.

— Конечно, — попыталась сказать я, но голос отчего-то не слушался.

— Ты помнишь?

— Да, — и опять ничего.

— Ты помнишь? — вновь спросил он.

И я проснулась уже от собственного крика. Я кричала «да», а сердце мое билось в груди как сумасшедшее, заставляя ртом хватать воздух.

— Я помню, — прошептала я, хватаясь за голову, и, не сдержавшись, разрыдалась. — Но я не хочу помнить, это слишком… Слишком, слышишь?!

Если к кошмарам я уже привыкла (ну как привыкла, я умела с ними бороться, нужно было встать, обязательно принять душ, а потом заняться либо физическими тренировками, либо начать шить), то к таким снам оказалась явно не готова. Еще даже солнце не взошло, а меня трясло так, словно на улице стояла не знойная южная ночь, а лютый мороз. Не могла заставить себя встать. Не хотелось шевелиться, словно лишнее движение — лишняя боль. Но все, что кажется нам невозможным, на деле — всего лишь иллюзия разума, которому так проще. Вот и мне было проще лежать, жалеть себя и просто замереть. Если бы я только могла себе подобное позволить дольше часа в день, то, пожалуй, отправилась бы за своими собратьями. Но каждый день я почему-то встаю, нахожу повод для того, чтобы есть, ходить, дышать, радоваться жизни, и все еще нахожу ее интересной, хотя порой и предсказуемой… Приняв душ, я накинула легкий халат мужского кроя (хотя какая разница) и спустилась вниз. Привычно достала свой набор для шитья, свиную ногу и песочные часы. Теперь до самого утра я буду делать безвременно почившей свинье надрезы и зашивать их семью эйлирскими техниками наложения швов. На скорость! Не сказать, чтобы очень интересно, но время скоротать — весьма. Даже азартно порой.

Я так увлеклась своим занятием, что практически вошла в некое подобие транса, даже толком не думая над тем, как порхают мои пальцы над свиной ногой, когда юный ассистент спустился в гостиную.

— Пресветлая Лурес, вы зачем свинью испоганили!

— Все равно кожу срезать…

— Я хотел с кожей запечь?!

— Ты? — обернувшись, пристально посмотрела на него.

— Я, — важно кивнул мальчик. — Не пойду сегодня с вами.

— Это еще почему? — прищурилась я.

— Больше ректор не поведется на тот же фокус, а поспать я и дома могу. Но лучше приберусь, постираю и присмотрю, чтобы новая кухарка куда не надо нос не совала.

— Резонно, — согласилась я. — Тем более после занятий мне нужно наведаться еще и в местную больницу.

— Зачем? — поинтересовался Кит, занимаясь приготовлением нехитрого завтрака.

— Потому что Рэйнхард, мать его, Ариен решил измотать меня трудовыми буднями. Наверное, думает, что я совсем умом тронулась и буду лечить все хвори имперцев одним лишь взглядом. Или желает пробудить во мне интерес к профессии? Или желание лечить больше? А может, просто хочет, чтобы я была при деле? Это он, конечно, зря, но раз хозяин желает видеть меня в больнице, то, конечно, я не откажу, — ехидно поделилась я с Китом.

— Ну, понятно…

— Чего тебе понятно? — пробурчала я, садясь за широкий кухонный стол в ожидании, когда мелкий помощник шлепнет на мою тарелку пригоревшее яйцо и зачем-то поджаренный огурец, порезанный колечками.

— Что ничего у него не выйдет, разумеется.

— Вот не надо, я человек профессиональный и работу с удовольствием не мешаю, так что никто не умрет, но скучать не буду, — сноровисто отрезала я кусочек огурца, задумчиво на него посмотрела и поразилась, что в мои-то годы могу попробовать что-то новенькое. С интересом положила его в рот и решила, что эксперимент — это интересно, но иногда стоит придерживаться традиций. — Ты мне больше не жарь это, ладно?

— Почему? — удивился пацан. — Вкусно должно быть. Мне мама всегда кабачки жарила.

— Ну не то чтобы не вкусно, просто это не совсем кабачок, — сочувственно вздохнула я, сопереживая больше нашим желудкам, если этот повар будет баловать нас завтраками и впредь.

— Да? — с подозрением уставился он на самолично приготовленное блюдо. — А похожи…

— Точно тебе говорю, это не они, — едва сдерживая смех, серьезно ответила я.

— Надо же, — как-то тихо изумился он, а потом, видимо решив, что голод нужно побеждать, смахнул остатки к себе в тарелку.

Этим утром я была на редкость сострадательна и, пожалуй, добра как никогда. Не запозорила Кита за жареные огурцы, пожалела Ферту и оставила ее дома в стойле, опоздала к началу занятия на целых десять минут! Ну, это я сделала не по доброте душевной, а просто пыталась отыскать на центральной улице место, где продавали бы хоть что-нибудь, что можно просто съесть, не заходя в таверну или более элитное заведение. Как оказалось, даже чтобы съесть пирожок, надо зайти и присесть, сделать заказ и подождать! Одним словом, как и всегда, моя доброта обернулась мне голодом и дурным настроением к моменту подхода к месту работы. До обеда еще добрых четыре часа… гнусное начало дня. День стал еще гаже, стоило отворить двери в аудиторию и увидеть внутри целых десять студентов! Я так надеялась, что они все разбегутся и начнут пугать мною детей так, что больше никто не захочет у меня учиться. Судя по их лицам, когда я вошла, они надеялись на несчастный случай с моим участием. Что ж, это определенно был «день несбывшихся надежд».

Как это ни странно, но в группе остались все оборотни-интуиты, то есть блондинка Лил, кудрявый и еще один на вид невзрачный парень с волосами странного пепельного цвета, так же наблюдался рыжий ботаник, тощая плакса, что пыталась учить меня вежливости, и еще пятеро студентов, без особых опознавательных знаков, кроме половой принадлежности.