Был у меня друг - Валерий Шкода

Мягкий песок и шум прибоя скрали звук шагов, и поэтому Максим, не замеченный отцом, подошел совсем близко и остановился, не зная, что делать дальше. Еще немного постояв, он наконец решил поздороваться. Но едва Максим открыл рот, как неожиданно и очень быстро маленький Егор поднял свою светлую головку и посмотрел ему прямо в глаза. «Не надо, ты не за этим сюда приехал. Удачи тебе!» – совершенно ясно сказали ему эти голубые вежды. Максим, не закрывая рта, послушно кивнул Егору в ответ и, тихо развернувшись, пошел своим путем….

– Вот, Егорушка, сейчас мы ее утрамбуем, и будет у нас фортеция просто класс! Погоди немного, сынок, не спеши, ты мне лучше песочку мокренького подсыпь.… Вот-вот! Молодец! Ладошкой ее, вот так, вот так, ай, умница! Радость ты моя!

Уже отойдя на приличное расстояние, Максим неожиданно для себя обернулся, но на берегу никого не было. «Не привиделось ли мне все это?»

Поселковое кладбище, расположенное на хорошо продуваемой всеми ветрами обрывистой со стороны моря сопке, не имело ограды и какого-нибудь плана, поскольку издавна хоронили здесь людей как бог на душу положит.

Имевшиеся кое-где памятники являли собой небольшие железно-ржавые обелиски с неразборчивыми датами рождения и смерти, пятиконечными звездами и давно иссохшими цветами на расплывшихся холмиках. Но в основном захоронения были давно заброшенными, придавая этому и без того унылому месту еще более безрадостный вид.

Исключением из этого печального ансамбля был один мраморный монумент, установленный у самой кручи и смотревший в направлении чудесной необъятной морской глади. Этот необычный для здешних мест памятник был установлен на идеально забетонированной квадратной площадке, огороженной по периметру черной железной цепью, закрепленной на стоящих по углам небольших якорях. На двухметровом черного мрамора полотне в полный рост был изображен улыбающийся парень в десантной форме с аксельбантом и медалями. В центре площадки размещалась клумба с цветущими в ней необычайно красивыми фиалками, а в самом углу цепной ограды ютилась небольшая, выкрашенная в синий цвет скамейка, на которой неподвижно и ровно сидел седовласый старик и, не моргая, смотрел на улыбающегося в мраморе десантника.

Когда Максим подошел к ограде, этот странный старик даже не шелохнулся; казалось, что он и не дышит вовсе, до того монолитно смотрелась в лучах заходящего солнца эта величавая фигура. Его узловатые длинные пальцы, покоящиеся на бедрах ладонями вверх, были немного раздвинуты в стороны и направлены к Егору, который был изображен с немного выставленной вперед левой ногой. Ощущение охватывало такое, будто отважный десантник вот-вот вырвется из каменного плена и вновь шагнет на Свет Божий творить дела правые, а седой старик ему в этом помогает, своими большими ладонями направляя необходимые для рывка силы.

«Ну и дед! – восхитился, глядя на старика, Максим. – Смотришь на него, а по спине мурашки сверху вниз бегают!»

Немного постояв за спиной у старца, Максим поставил свою сумку на землю и, уверенно перешагнув через ограду, ничего не говоря, сел рядом с ним. Выпрямив спину и направив ладони в сторону Егора, он также застыл, неподвижно глядя в широко открытые глаза друга. Постепенно в голове исчезли все мысли, а тело наполнилось приятным теплом. «Здорово как! Вроде место невеселое, а в душе птицы поют, – восхитился своим внутренним состоянием Максим, – так бы всю жизнь и просидел!»

– Нет, Максим, сидеть без дела тебе не придется, – внезапно невесть откуда прозвучал тихий голос. От неожиданности Максим вздрогнул. Повернув голову в сторону деда, он внимательно посмотрел на него: сухое, обтянутое загорелой кожей лицо было неподвижно, глаза не мигали. «Что за наваждение? – Максим вытащил из кармана джинсов носовой платок и протер мокрый лоб. Ему стало неуютно. – Сколько он тут уже сидит? И все не моргает, – Максим опустил взгляд на неподвижную грудь старика. – Да он и не дышит!»

От этого неожиданного открытия молодого, но уже бывалого ветерана подбросило вверх, словно от разрыва контактной мины. Отскочив в самый угол ограды к одному из якорей, он замер, не в силах оторвать свой взгляд от этого загадочного старца. Его начало колотить, он хотел перешагнуть через черную цепь, но ноги его не слушались. Максим стоял словно вкопанный в землю. «Во дела! Надо собраться, что такого произошло-то? Ну, сидит дед и сидит, я ведь не к нему пришел, а к Егору», – Максим повернул голову в сторону памятника и посмотрел на друга, безмятежное и улыбающееся лицо которого вернуло ему спокойствие.

Бывший десантник облегченно выдохнул и, улыбнувшись своему малодушию, вернулся на скамейку. Усевшись на прежнее место, он громко закашлялся, стараясь таким образом привлечь к себе внимание старика, но тот не реагировал.

– Извините, – громко сказал Максим, – я вам не мешаю?

И тут старик пришел в движение. Ощущение было такое, словно космический корабль, совершивший дальний звездный поход, вернулся на базу. Ноздри его сильно раздулись и с шипением втянули приличную порцию земной атмосферы, надувшую легкие, словно меха, до невероятных размеров. Затаив на несколько секунд восходящее дыхание, старик разомкнул сухие губы и с невероятным шумом выдохнул из себя отработанный воздух. Его подвижные веки быстро-быстро заморгали, выжав из остекленевших глаз пару слабых ручейков, безнадежно затерявшихся в глубоких морщинах. Затем, проведя широкими ладонями по своим седым длинным волосам, он очень тихим голосом сказал:

– Ну, здравствуй, Максим. Долго же ты ехал.

– Дел много было, – виноватым голосом произнес тот, – первое время от службы отходил.… Работу надо было еще найти, освоиться….

«Почему я, собственно, перед ним оправдываюсь?» – удивился Максим сам себе, но в то же время он чувствовал абсолютное психологическое превосходство сидящего рядом с ним человека. Непонятная сила этого седого старца полностью подчинила его волю. Максим чувствовал себя провинившемся школьником.

– Отошел от службы? Нашел работу? – не меняя положения своего тела, спросил старик. Он вновь положил руки на бедра, только теперь глаза его были закрыты.

– Нет, ничего не получается, – опустив голову, признался Максим, – болит у меня все здесь.… Егор во сне приходит постоянно.

С этими словами он прижал свою правую ладонь к груди и закрыл глаза. Совершенно некстати захотелось разрыдаться.

– И что он тебе говорит? – спросил старик.

– Ничего. Только смотрит на меня очень серьезно, словно укоряет в чем-то.

– И все эти годы ты не можешь себе простить, что оставил его там, в ложбине?

Максим медленно поднял голову и, развернувшись всем телом к старику, застыл с округленными глазами и открытым от удивления ртом.

– Этого не может быть, – еле слышно, одними губами прошептал он, – эту историю я не рассказывал никому.

– Эту историю я узнал не от тебя, – все так же спокойно и тихо продолжил старик. – И все же ответь, это важно для тебя.… Ты думаешь, что там, под Макавой, ты поступил неправильно?