Даже ведьмы умеют плакать - Анна и Сергей Литвиновы

Но потом он на минуту замолк, склонился над чашкой, и я вдруг услышала фразу: «Ясное дело, каким местом она себе поездку заработала».

Голос был не такой, как у моего «карлика», а вообще непонятно чей: какой-то бесплотный. Но Ник этого не говорил, абсолютно точно, он в это время ел пирожное, и у него как раз растекся по пальцам крем. Но я все-таки спросила:

– Ты что-то сказал?

– Я? Сказал? – удивился Ник. – Нет, я нем, как рыба. А что?

– Мне показалось, что ты спросил, когда мы вылетаем в Вену, – соврала я.

– А, нет… Значит, точно послышалось. Этого я не спрашивал, – ответил он.

И я уловила в его голосе явное облегчение.

Ну, и как это понимать?

Неужели он действительно подумал, что я заработала Вену «одним местом»? И испугался, что вдруг произнес свою мысль вслух? (Ник ведь не знает, что говорить вслух ему совсем необязательно – когда на меня находит , я и так слышу …)

– Так когда ты летишь в Вену? – спросил Ник.

– Говорят, в понедельник, – ответила я.

В общем, неловкость была заглажена. И мы снова начали болтать как ни в чем не бывало. Ник рассказал, что на него уже повесили селекцию магазинов, в которых будет продаваться обувь из Австрии, и попросил:

– Ты уж, пожалуйста, меня не подведи. Я магазинам обещаю, что ассортимент будет – зашибись, очереди выстроятся, как во времена застоя.

И я пообещала, что буду выбирать каждую пару обуви, как для себя, а он галантно заявил, что не сомневается в моем безупречном вкусе. А потом мы решили, что до моего отъезда еще обязательно встретимся – не на девятнадцать минут, а нормально – и все-таки сходим в цирк или какой-нибудь классный ресторанчик. И мы уже стали договариваться, куда пойдем, как вдруг у него зазвонил мобильник. Он взглянул на определитель, нахмурился, извинился и ответил. Я, от нечего делать, конечно, прислушивалась к тому, что он говорил в трубку, но ничего интересного не услышала. Только: «Да, я понял. Да, разумеется». Я уже совершенно не сомневалась, что ему звонят по делу, и только жалела, что наши «девятнадцать минут» неумолимо истекают. И вдруг у меня в голове что-то будто щелкнуло, и я стала слышать не только Ника, но и того, с кем он говорил. Голосишко оказался девчачий. Пищучий, жалобный.

«Ник, миленький, ну ты ведь обещал!» – явственно расслышала я.

И – уже «в реале» – холодный ответ Ника:

– Возможно. И что дальше?

Трубка в ответ чуть не разрыдалась:

– Коленька, меня ведь мать теперь домой не пустит!

А Ник спокойно говорит:

– Боюсь, что эта проблема меня не касается. Ну, у тебя все? Тогда до связи.

И кладет трубку. А я опять не понимаю, что происходит – с ним или со мной, – и совсем нетактично выпаливаю:

– Кто это был?

И Ник спокойно отвечает:

– Да один деятель с оптового склада. Семь коробок с нашей обувью куда-то задевал и теперь на жизнь жалуется.

А я не отстаю:

– Это мужчина был?

– Конечно, мужчина, – удивляется Ник и смотрит на меня с укоризной. Кажется, он не ожидал такой въедливости и ревнивости, и голос его звучит абсолютно спокойно, а я снова теряюсь в догадках: что это было? Меня снова преследуют глюки – или же Ник так изощренно и нагло врет?

Я уже хочу пойти ва-банк и спросить напрямую: «Зачем ты врешь? Что это за девчушка и чем ты ее обидел?!» Но в последний момент вдруг понимаю: полная глупость получится, если я его об этом спрошу. Во-первых, есть шансы, что мне ПОСЛЫШАЛОСЬ и он действительно разговаривал с оптовиком. А во-вторых, даже если не послышалось… Кто я такая, чтобы лезть в его жизнь? В общем, как ни крути: если мне показалось , то Ник решит, что я просто психическая дура, которой, понимаешь ли, слышатся голоса. А если не показалось – то он тем более испугается. И я его понимаю: по-моему, это самая ужасная вещь в мире – общаться с человеком, который видит тебя насквозь…

В общем, конец нашего кофепития вышел скомканным. И мы так и не договорились, когда пойдем в цирк. Ник пообещал, что зайдет ко мне завтра и тогда мы решим. Я, конечно, проворковала, что буду ждать… А сейчас пишу дневник и понимаю: не хочу я с ним никуда идти. И даже самой себе не могу объяснить почему… Больше того: сегодня, после того как мы с бабулей поужинали, я заперлась в туалете и целых десять минут разглядывала фотографию серебряковского сердечного друга. В голове при этом вертелась целая куча неправильных мыслей. Совсем неправильных. Про то, что мужики делятся на порядочных и козлов. Про то, что порядочные достаются всяким овцам типа Серебряковой. И про то, что обаяние и смешной носик картошкой – ничуть не хуже, чем красота и мускулы, которыми так гордится звезда нашего «Стил-Оникса» Ник…

Нет, я ни в коей мере не претендовала на парнишку с фотографии. Он – серебряковский, а мне чужого не надо. Я просто смотрела в его милое, открытое лицо и жалела себя. Потому что, похоже, жизнь моя проходит зря. Зря я решила, что Ник – это тот человек, который мне нужен. Незачем по нему было сохнуть и незачем привораживать… И при всем моем колдовском таланте я по-прежнему на этом свете одна. Сама по себе.

Впервые за долгое время я пишу в дневнике второй раз за один и тот же день. Точнее, сейчас уже далеко не день, а глубокая ночь. Часы показывают четверть четвертого. Даже бабушка, известная полуночница, уже спит, а я ворочалась, ворочалась, все бока себе оттоптала – а сна ни в одном глазу. Хороша я буду завтра на работе!

Как всегда во время бессонницы, я предавалась своим мыслям. Сначала они текли у меня по самым разным направлениям: куда я, например, поеду отдыхать летом и с кем… Как вести себя с Ряхиным, когда он выйдет из больницы, и не надо ли мне в самом деле подыскивать другую работу… Что взять с собой в Вену – сумку или чемодан, и не подкупить ли мне перед поездкой строгую белую блузку… Но потом все мои мысли свернулись в одно-единственное русло. Я стала думать о Красавчике, о наших с ним взаимоотношениях и о том, что с нами будет дальше. И странная вещь получалась: вроде наш с ним роман разворачивался как положено, словно по-писаному, – однако никакой радости по этому поводу у меня не было. И в ресторан он меня водил, и кофе угощает, и при встрече со мной расплывается в улыбке – однако остается в итоге от наших встреч какое-то горьковатое послевкусие, будто по ошибке вместо меда чайную ложку уксуса хватанула. И вроде ничего плохого по отношению лично ко мне он не сделал, никак не обидел, ничем себя передо мной не скомпрометировал – однако относиться я к нему стала как-то настороженно. Даже с опаской, что ли. Когда я теперь рядом с Ником нахожусь, в голове раздается что-то вроде тревожного звоночка. И какой-то голос будто шепчет: «Осторожней… Не сближайся с ним… Не болтай лишнего… Не влюбляйся в него…» И вот сейчас, когда мне не спится, я стала анализировать: а что случилось? Почему такое происходит? (Все равно бока без дела пролеживаются!) Ворочалась я, ворочалась, на разные лады прокручивая в голове все наши встречи со всеми подробностями. Вспоминала и то, что слышала во время них от своего «карлика», – и вдруг поняла. Слово было произнесено – и меня будто холодной водой окатили. Все стало на свои места. Все объясняется: и девушка с порезанными запястьями, что чудилась мне, когда мы с Красавчиком ходили в «Шафран», и тот скупой и осторожный разговор, что он вел сегодня по мобильнику!..