Черноводье - Валентин Решетько

Уже давно не слышно звука ботал разбредшихся по тайге оленей. Тропа затерялась в густых зарослях брусничника. В немеряной васюганской тайге стояла маленькая охотница. Ее зоркие узкие глаза, казалось, замечали все. Агаша присела на колодину, уже подернутую от времени зеленым мхом. Нагнувшись, она сорвала кисть белобокой брусники, кинула ее в рот и, пожевав, выплюнула пресную, горьковатую на вкус незрелую ягоду. Послышалось тихое квохтанье. Агаша повернула голову. На небольшом голом пятачке, выбитом птицами на песке, собралась глухариная семья. Старая копалуха, взъерошив перья, часто захлопала крыльями, поднимая вокруг себя густую пыль. Штук семь подросших глухарят бегали вокруг порхалища, что-то деловито склевывая в траве. Вдоволь накупавшись в пыли, копалуха настороженно осмотрелась и, созывая выводок, торопливо скрылась в кустарнике.

За ней, снуя челноками во все стороны, скрылся беспокойный молодняк. Девочка сидела тихо, боясь пошевелиться. Светлый прозрачный бор хорошо продувался: комара было мало, но поднявшаяся мошкара слепила глаза. Привычная девчушка на такие мелочи не обращала внимания.

Рожденная в тайге, вынянченная в берестяной куженке – люльке на спине умного верхового оленя, она не замечала окружающей красоты. Красота жила внутри ее и была постоянно с ней. Могучая сосна с золотистым от солнечного света стволом и разлапистой кроной, способной повергнуть в благоговейный восторг городского человека, для нее была просто деревом, на котором могла оказаться белка или колонок, на худой конец, глухарь. Если не было белки или колонка, тайга пустая. Такое на Васюгане бывает редко, но если случается, то это трагедия для ее малого народа. Только наполненная жизнью тайга становится для тунгуса по-настоящему красивой.

Пустая тайга – шибко плохо; много зверя, много птицы – шибко хорошо.

Вдруг точно по заказу послышалось сердитое цоканье. Распластавшись по стволу, вниз головой спускалась ярко-рыжая белка, с темным хвостом и такими же ушками. Змейкой скользнув по стволу дерева, она замирала и, уставившись черными бусинками глаз на незваного гостя, начинала сварливо цокать. Агаша радостно улыбнулась и, подняв ружье, прицелилась в зверька. Сердито зацокав, белка скрылась на другой стороне дерева.

– Че боишься, дурочка, живи. Зимой – не попадайся! – ласково проговорила девчонка.

Белка осторожно выглянула из-за ствола, с любопытством разглядывая человека. Агаша снова подняла ружье, белка опять спряталась за стволом. Такая игра повторялась несколько раз, пока не надоела зверьку. По шороху следопытка поняла: белка спустилась на землю. Охотница вскочила с колоды и бегом подбежала к сосне.

Плавно выгнув изящное тельце, низко над землей парила белка, за ней стелился пушистый круглый хвост. Казалось, не один зверек, а два, крепко связанные между собой, быстро бегут по земле. Подбежав к молодой сосенке, белка стремительно взлетела на нее. С сосенки – на островерхую пихту. И пошла по вершинам…

Выискивая рыжую озорницу в густой кроне деревьев, девчонка медленно шла по следам пушистого зверька. Агаша так увлеклась погоней за белкой, что не заметила как кончился день. Закатное солнце застало ее на краю поньжи. Ровное болото, поросшее низкой травой, расстилалось далеко вокруг. Посреди поньжи чернел вытянутый остров, заросший густым кедрачом. Юная охотница огляделась. Место было совсем незнакомое. Агаша оробела. Она почувствовала, как жаркое удушье стеснило грудь. Стало трудно дышать. В общем-то она не испугалась, это была минутная слабость. Спички с собой, ружье тоже – чего бояться. И минуту спустя девочку охватила гордость, что она теперь совсем настоящий охотник – одна ночует в тайге. Агаша не удержалась и погладила ложе сильно потяжелевшего за день ружья.

Недалеко от себя, на краю болота, она заметила большой выворотень, девчонка обрадовалась.

«Однако, там переночую!» – подумала она и опушкой леса направилась к выворотню. Не успела сделать и десятка шагов, как из-под ног брызнул выводок рябчиков. Вздрогнув, девчонка остановилась. Непуганые птицы расселись на ближних деревьях и с любопытством смотрели на человека. Только сейчас Агаша почувствовала сильный голод. Она рассмотрела притаившийся выводок. На нижних сучьях сидели молодые птицы, с ними была и мать – пестрая самочка. Охотница искала самца. Хохлатый петушок сидел выше всех, плотно прижавшись к стволу дерева. У Агаши азартно заблестели глаза. Она подняла ружье, и первый выстрел негромко прогремел, увязнув в вечерних сумерках. Рябчик замертво свалился с дерева.

– Хорошо, однако, бьет! – удовлетворенно проговорила девчонка, поднимая с земли убитую птицу.

Пока маленькая хозяйка тайги занималась привычными делами: разжигала костер, потрошила птицу, таскала мох на постель, – рядом все время слышались короткие перепархивания и мелодичное посвистывание рябчиков. Агаша острым ножом выстругала палку, заострила ее и, проткнув разделанную тушку, пристроила шампур над огнем. Вскоре по тайге поплыл аппетитный запах жареного мяса.

Сгущались сумерки. Шумела потихоньку тайга. Одиноко мерцал слабенький огонек костра. Пока совсем не стемнело, надо было заготовить дрова на ночь. Прислонив ружье к корню выворотня, Агаша смотрела на окружающую темноту, которая медленно ползла по земле, цепляясь спиной за мохнатые сучья деревьев, окружая плотной стеной слабенький огонек костра.

Дрова надо было заготавливать. Тяжело вздохнув, девчонка решительно забросила одностволку на спину. Агаша несколько раз сходила в лесные заросли, собирая мелкий валежник и сухие сучья, пока у костра не скопилась порядочная куча. Только после этого охотница успокоилась и нырнула на свое место, между земляной стенкой выворотня и костром.

Ночь уже наступила. На просветленном небе мерцали яркие звезды; неровное пламя костра, точно рыжекрылая бабочка, беспомощно билось в темноте. Вокруг все стало непривычным и жутковатым. Восьмилетняя девочка настороженно смотрела в темноту.

Ее острый слух хорошо различал жалобное постанывание одряхлевших деревьев, шуршание в траве многочисленных мышей. Вдруг она вздрогнула: где-то далеко, за кедровым островом на болоте, заухал, заклекотал филин. Агаша быстро подкинула в костер сухих веток и улеглась на приготовленную из мха постель. Она спала около затухающего костра, в обнимку с ружьем.

Агаша проснулась рано утром. Солнце еще не взошло, но в предрассветных сумерках уже угадывалась просторная поньжа. Заметно посвежел ветерок; отодвинувшись от костра, добродушно шумела пробудившаяся тайга. Костер совсем прогорел, угли оделись толстым слоем сероватого пепла. Изрядно продрогнув за ночь, она стала палкой ворошить золу. Показались красные угли, пахнуло теплом. Затем быстро наломала сухих веточек и подкинула их в разворошенное кострище. Сучья затрещали, и вот уже веселыми чертиками заиграло слабенькое пламя. Сложив ноги калачом, охотница невозмутимо сидела на земле, только сосредоточенный взгляд девочки говорил о том, что она находится в напряженном раздумье.

«Однако, никуда отсюда не пойду. Если уйду, меня могут не найти! – мысленно рассуждала она сама с собой. – А че? Ружье – есть, патроны – есть! Не пропаду!» – успокаивала себя следопытка, с робостью поглядывая на незнакомую тайгу.