Купание голышом - Карл Хайасен

Шторы были опущены на всех окнах спальни, кроме одного.

Мик Странахэн заглянул в дом и был обескуражен тем, что увидел: здоровенного мужика, совершенного голого и с большущей бутылкой «Маунтин Дью» в зубах. Сначала Странахэну показалось, что на мужике грязный свитер, но, присмотревшись, он понял, что это поразительно развитый волосяной покров. Мужик сидел в одиночестве и смотрел по телевизору кантри-видеоклипы; ни следа Чарльза Перроне, кудрявой женщины или Джои. Странахэн присел под окном и обдумал свои печальные перспективы. Видимо, драка с громадным незнакомцем неизбежна, если Странахэн собирается обыскать дом.

Джои оставила запасной ключ торчать в задней двери, поэтому Странахэн просто повернул ручку и шагнул в дом. Он осторожно прокрался через пустую кухню в темный коридор. Остановился у гостевой комнаты, прислушался, затем вошел.

Гориллообразный мужик в недоумении сощурился, ручейки ядовито-зеленого лимонада потекли у него изо рта.

Странахэн выключил телевизор.

– Мне надо осмотреть дом, – прошептал он. – Вы мне будете мешать?

– Тупой вопрос. Еще как буду.

Из спальни Чаза раздавались приглушенные удары и устрашающее неблагозвучное мяуканье.

– Вы друг мистера Перроне? – спросил Странахэн.

– Его охранник. Я тя уже который день жду, – ответил волосатый незнакомец.

Он встал и вытолкал Странахэна из комнаты.

– Как думаешь, ты куда приперся? – спросил он. – Ты чё тут потерял?

Странахэн повернулся:

– Своего друга. Точнее, подругу.

Мужик задумчиво поскреб промежность.

– Давай, надери мне зад, – предложил Странахэн. – Я, наверное, заору как резаный, но хотя бы все перепугаются и выскочат, и я узнаю, кто тут кто.

– Ты чё, рехнулся? – спросил мужчина.

– План дурацкий, – согласился Странахэн, – но ничего лучше я придумать не успел.

Громила схватил его за шкирку и поволок к задней двери. Странахэн направил мужика в угол и врезал ему локтем в кадык. Мужик сразу не упал, и Странахэну пришлось добавить правый хук в основание шеи, вложив в удар весь свой вес. Громила повалился, вслепую размахивая кулаками. Дом содрогнулся до самого фундамента.

Странахэн вынырнул наружу, перебежал к парадному входу и затаился за «хаммером». Телохранитель издал душераздирающий вопль – это к нему возвращалась способность дышать. Первой из дома вылетела кудрявая женщина, ее сандалии простучали по дорожке, пока она галопом мчалась к машине. После ее отъезда Странахэн прождал целых две минуты. Поскольку больше никто из дома не вышел, он вернулся к кухонному окну. Там он увидел Чаза Перроне – тот, совершенно голый, беспомощно возвышался над бесчувственной гориллой на полу. В профиль хорошо был виден пистолет в правой руке Чаза, а ниже – выдающееся свидетельство его сексуальной готовности.

Странахэн услышал, как рядом хлопнула тяжелая дверь и через пару секунд завелся мотор. Задыхаясь, Странахэн перепрыгнул живую изгородь и побежал по дороге. «Субурбан» медленно ехал прочь, не включая огней. Странахэн махал руками, бежал за ним и думал: «Она должна посмотреть в зеркало заднего вида – после такого тарарама. Любой нормальный человек опасался бы погони».

Наконец в конце квартала зажглись тормозные огни и распахнулась пассажирская дверь. Мик Странахэн запрыгнул внутрь и жестом приказал Джои жать на газ.

Через десять миль, когда он закончил отчитывать ее за бездумный риск, она сказала:

– Прикольная стрижка, спортивная такая.

– Слушай, я хоть не воняю, как мусорный бак на Вудстокском фестивале.

Джои озорно улыбнулась:

– А вот Чаз другое подумал.

Тул стал разговорчивее после того, как они смотались в лечебный центр и он заскочил к какой-то Морин. По всей видимости, вороватая медсестра, его наиновейший драгдилер, догадался Чаз Перроне, обозревая, как Тул выстраивает уйму новых фентаниловых пластырей на выбритых плечах.

– Расскажи про жену, – предложил Тул, пока они ехали на запад.

Чаз был пойман врасплох:

– Чего рассказать?

– Ну, какая она была, пока не умерла? – спросил Тул.

– Красивая. Блондинка. Умная. Забавная.

Эта часть сценария поведения безутешного вдовца не требовала репетиций, поскольку была чистой правдой. Тем не менее Чаза охватило смятение, когда он произнес эти слова вслух: некой слабой и сентиментальной его частице они напомнили о том, что он потерял. Он с негодованием воззрился на стойкую и бесполезную выпуклость у себя в штанах.

– Так чё ж ты не весь такой грустный и унылый? – спросил Тул.

– Кто тебе сказал, что нет?

Тул сально засмеялся:

– Прошло всего ничего – типа, неделя, – а ты за девками ухлестываешь.

– Если ты насчет той женщины, что приходила вчера вечером, – возразил Чаз, – так это была профессиональная массажистка.

– Если она массажистка, я космонавт. Давай, док, колись, что у тебя с твоей старушкой стряслось?

– Это не твое дело.

– Расслабься, – произнес Тул.

Чаза раздражали приставания Тула, хотя он понимал, что чувствительность к межличностным отношениям отнюдь не характерна для бригадиров на овощных фермах. На самом деле задать вопрос мог любой Чазов приятель по гольфу, и ответ (пусть его и не произнесешь вслух) был прост: Джои слишком много знала. А если и не знала, то определенно подозревала.

Что оставалось Чазу, кроме как ее убить? Если бы афера с Эверглейдс вышла на свет, журналисты бы его распяли, биолог-взяточник попал бы в передовицы даже в таком гнезде коррупции, как Южная Флорида. Чаза непременно посадили бы в тюрьму, или Ред Хаммернат бы его пришил, а может, и то и другое вместе.

Какая ирония: если правда когда-нибудь выплывет, Тул как никто оценит мужество, с каким Чаз сбросил Джои с круизного лайнера.

Когда они добрались до насосной станции, Чаз остановился на обочине дамбы, но выключать мотор не стал. Болото мерцало под лазурными небесами, что тянулись до самого горизонта, но Чазу было бы куда уютнее на парковке торгового центра.

Он страшился необходимости покинуть стальные объятия своего внедорожника ради омерзительной, кишащей хищниками дикой природы.

– Тут хорошо и мирно, – сказал Тул.

– О да. Просто рай на земле.

– А тебе чё, лучше в пробках на шоссе торчать? Совсем больной на голову?

Чаз нажал на клаксон, чтобы распугать притаившихся пум. Игнорируя озадаченную гримасу Тула, он сказал: