Мало ли что говорят... - Татьяна Соломатина

СонЬя: Да-да! Йа-йа, натюрлих – штангенциркуль! Под Зеленодольском… О-о-о… Весна – сморчки-строчки! Лето – сыроежки, лисички, белые, волнушки… Осень – опята-опята-опята… Подосиновики, подберёзовики, гриб-зонтик…

Наташа: Волнушки-засерушки! Да помолчи ты! Джим! Нажми на газ! (Обращаясь к вечно отстающему Джиму, Наташа продолжает говорить на русском. Тот, естественно, ничего не понимает, но утвердительно машет головой.) Эй, Джимми-Джимми, ача-ача, а ты в курсе, почему белый гриб – белый?! Нихера ты не в курсе! Ты, кроме шампиньона, в глаза гриба не видел. А шампиньон – это не гриб! Шампиньон – это безалкогольное пиво и резиновая женщина! Понял, старый мудак?! Дай поцелую! (Останавливается, притягивает бедолагу Джима к себе и крепко чмокает в щёку. Бьорк радостно прыгает вокруг.)

Наташа приваливается к дереву, жестом приглашает СонЬю и Джима последовать примеру. СонЬя с Наташей чокаются фляжками, выпивают и по очереди «занюхивают» гривой Бьорка. Наталья явно намерена прочитать лекцию по поводу белых грибов старине Джиму. Делает она это почему-то, несмотря на отличное знание английского языка, на русском, периодически встряхивая Джима за ворот куртки, привлекая внимание уставшего ветерана, и практически орёт, сопровождая крики возгласами: «Ферштейн?!» СонЬя, которая не успевает вставить и полслова, во время лекции ещё пару раз прикладывается к фляге, а на возгласы подруги отвечает: «Йа-йа! Фольксваген!»

Наташа: Вот с чем у тебя, Джимуша, ассоциируется белый гриб?! С картинкой в букваре? С осенним лесом? Нихуя ни с чем он у тебя не ассоциируется! Ферштейн? А у меня ассоциируется. С подмосковным лесом! С подмосковным, блядь, лесом! Именно с таким, как сейчас и здесь, в сентябре-октябре. Удивительная схожесть осени… (Последнюю фразу Наталья произносит нежно и романтично.)

СонЬя (пользуясь паузой, почти скороговоркой): Краски немного другие, мне кажется.

Наташа: Краски ей кажутся! А ты не части! (Чокаются, выпивают.) Ты, мать, не смотри, что цвета другие – Болдинская осень! Поняла?! Джим, ферштейн?! Только на другой стороне океана! Оба поняли?! Бьорк, ферштейн?! (Наташа, глядя на пса, вдруг начинает хохотать.)

СонЬя (закуривает): Ты чего? (Джим и Бьорк смотрят на Наташу, недоумевая.)

Наташа: Медведь! Белый! (Минуты две хохочет… наконец, внезапно успокаивается и продолжает «лекцию».) Белый гриб, Джим, – это царь осеннего леса. Король-лев! The circule of life! Ферштейн?! Встречается белый гриб с июня по октябрь по всей России в… Да везде, блин, он встречается! В березняках, ельниках, в сосновых борах, дубравах, в липовых рощах, в грабовом и буковом лесах. (Следует пантомима в Наташином исполнении, до́лжная изображать деревья – берёзу, ель, сосну и т. д., при этом ей самой очень весело и она непрерывно хохочет…) Он такой вот… Вот, а ну-ка, Джим, покажи-ка!.. Хотя нет! Не надо! Нам это зрелище не доставит удовольствия, правда, СонЬя?! (Снова приступ хохота. Отдышавшись под гробовое молчание и тревожные взгляды, продолжает.) У него мясистая и выпуклая шляпка может быть различного цвета в зависимости от места, где он вырос. Ферштейн? Вырос у негра – чёрный! Вырос у поляка – польский! У ирландца – террористически-неразборчивый, с перманентной тягой к рыжеватым блондинкам! Эй (обращается к СонЬе), ты – гриб-лисичка! Ферштейн?!

СонЬя, понимая, что Наташу надо «сбить с темы», предлагает выпить. Наташа пытается напоить Бьорка. СонЬя спасает собаку под благодарные взгляды Джима. Они встают и идут дальше по просеке. Наташа продолжает более спокойным тоном, вновь распаляясь по ходу повествования.

Наташа: Вот зашёл, скажем, ты, Джим, в сосновый лес и увидел шляпку такую тёмно-бурую с оливковым оттенком – хватай. Белый! Или в ельник забрёл, старый хрыч, надел очки – глядь, красновато-бурая шляпа – белый. В березняк тебя занесло – там модники охристо-жёлтые. Ну а уж в дубовом лесу – элегантная классика – шляпа буроватая с серым оттенком. Только на ножку не забудь глянуть. У белых она толстая, крепкая, хотя может быть короткая и длинная. Ну, как…

СонЬя (Наташе): Не начинай!

Наташа: Офицеры! Молчать! М-да… (Прикладывается к фляге. Джим выглядит испуганно.) Так вот… Разновидностей белого гриба более двух десятков, и дружит он с пятьюдесятью породами деревьев. Вот как он, по-вашему, по-птичьему, называется? (Обращается к Джиму.) Молчишь, ирландская шкура? Что, хочешь сказать «White mushrоom»? (Джим в ответ улыбается и кивает головой. Следующая реплика Наташи адресована Бьорку.) Ишь, закивал. А чего закивал, чего пасть ощерил? Нет чтоб сказать на чистом русском языке: «Не еби мне мозги, старая дура!» – а он улыбается (Бьорк подбегает к ней и радостно лижет руку.) Ладно-ладно… Я тебя тоже люблю. Ты всё понимаешь. Так вот, слушай, собачатина! А у нас он и боровик, и жатник, и коровяк, и медвежатник. Понял?! И сейчас мы будем его искать! Он часто растёт группами. И если нам повезёт, то мы найдём community из нескольких… Из тридцати. Нет! Из сорока грибов!

Некоторое время они идут молча. Бьорк периодически смешно «нападает» на сосновые шишки и грызёт их со всей искренней страстью счастливой играющейся собаки. Метров через пятьсот Джим жестами требует привала. Они проходят ещё метров сто в поисках удобной «стоянки». Джим присаживается на одиноко торчащий пенёк. Наташа и СонЬя усаживаются на поваленную «сухарину». Бьорк ложится у СонЬиных ног.

Наташа: М-да… Слабоват-с! (Обращается к Джиму, громко орёт, естественно, in Russian.) Как же ты там, Форрест Гамп хренов, марши топал?! Офицеры! Привал!!!! Стареть нельзя, старик! Ферштейн?

СонЬя: Вынуждена тебе напомнить, что Джим не знает московского сленга шестидесятых годов прошлого века, посему твоё остроумие ему не по зубам.

Наташа: Да он же ни черта не понимает! Дай сигарету!

СонЬя: По-моему, он «русский бы выучил только за то…»[58], что мы орём – в основном ты – благим матом на всю эту сосновую подбостонщину, как белый медведь в жару.

Наташа (тыча пальцем в Бьорка): Вот, блядь, белый медведь!!!! (СонЬя и Наташа сгибаются пополам в приступе хохота.)

СонЬя (успокаиваясь и протягивая пачку сигарет Наташе): Ты же бросила пять лет назад?

Наташа: Да хрен с ним! Я так редко расслабляюсь. С дочкой по грибы не сходишь. Она же – коренная американка, ёпть! С бывшими зятьками ещё иногда выбираюсь на «тихую охоту»… Да и не от курева люди дохнут! Вот Бродский операцию на сердце перенёс, а курить не бросил. Ты что, думаешь, у него от никотина клапаны разорвало? Ага… Как же!

Наташа закуривает, блаженно затягивается пару раз, прикладывается к фляжке и подходит к Джиму. Щёлкает пальцами у него перед носом, привлекая внимание, берёт бедолагу за ворот одной рукой и говорит, как и прежде громко и чётко выговаривая слова, как школьникам на диктанте. Джим не понимает, но всё ещё улыбается и согласно трясёт головой. По мере продолжения действа его лицо приобретает несколько синюшный оттенок, он всячески подаёт СонЬе сигналы SOS.