Мало ли что говорят... - Татьяна Соломатина

Джош с Майклом от гадательной процедуры отказались, зато Джима долго уговаривать не пришлось. Тётя наверняка изучала психологию в Гарвардском университете, поскольку, нимало не скупясь, наобещала ему целый ушат всяческих домашних блондинок.

Придя к гадалке и услышав плохой прогноз, мы быстро забываем его, потому что шли не за этим. Впрочем, мы так же быстро забываем и хороший, ведь мы получили то, зачем пришли, – надежду.

С покупкой сувениров Соня немного оконфузилась.

Она приглядела три толстые свечи, увешанные бляхами, немного похожими на Звезду Давида. На этикетках было что-то написано, но она ориентировалась в основном по цвету и запаху, на её взгляд, наиболее подходящим её спутникам. Получилось: Джошу – свечу «Зелёный чай», Майклу – «Сандаловое дерево», а Джиму – перевести не смогла, но благородно-сиреневого цвета, с сильным пряным запахом. Они благодарно закивали головами и принялись читать этикетки…

Люди, внимательно читайте этикетки, покупая подарки! И если не можете перевести с иноземного на родной – воздержитесь!

На свече, подаренной Джиму, оказалось написано следующее: «Данный аромат способствует значительному повышению потенции»!

«О да!»

Общий гогот на фоне натянуто улыбающегося Джима.

Опростоволосилась Сонечка. Её Ангел Хранитель вообще любитель повеселиться.

Дом у Джима казался небольшим, в сравнении с рублёвско-архангельской «церетелиевщиной». Однако при полном отсутствии гигантомании цены на землю и недвижимость в Салеме были выше непостроенного «New Колосса Родосского».

Уютное двухэтажное строение, в окружении запущенного лесного сада или садового леса, напомнило Соне бабушкин дом в уездном Волжске, куда её отправляли каждое лето с первого по десятый класс. Впрочем, было очевидно, что «дикость» усадьбы Джима хорошо продумана и выполнена умелым ландшафтным дизайнером.

Майкл с Джошем после ужина, пожелав приятного времяпрепровождения, уехали в Провинстаун[53], негодяи. Соня с Джимом остались одни. То есть вдвоем.

Переодевшись в джинсы, свитер и мокасины, Сонечка вызвала заметное потепление со стороны хозяина дома. Вместе со льдами оттаяла и местная фауна:

– А не зажечь ли нам ту самую свечу?

– О-хо-хо… А-ха-ха… У-ху-ху… Нет, ну что ты! Прости, что так лажанулась… вовсе ничего не имела в виду!

– Что такое «лажанулась»? – уточнил Джим.

Соня опять частично перешла на родной язык.

«Ну вот, ты снова нервничаешь, идиотка, и у тебя начинаются языковые выпадения. Возьми себя в руки!» – сурово сказал внутренний голос. Надо было срочно выплывать из воронки неловкого положения, пока гостеприимный хозяин не затянул старую мужскую «песню о главном». «Думай!.. Думай!.. Придумала. Джим непревзойдённо варит кофе. Кофе! Это минут двадцать разговоров на отвлечённую тему! Вперёд!»

За распитием действительно замечательного кофе Соня, как бы невзначай, поинтересовалась у Джима историей ирландской диаспоры Бостона. «Выстрел» оказался удачным – рассказов хватило не только на кофе, но и на заказанную на дом пиццу. Причём Соня большую часть времени молчала и жевала.

«Точно, я превращусь в Америке в свинью, и тот замечательный парень, который, скотина, наверняка сейчас бродит по копенгагенским борделям, разлюбит меня к чертям собачьим!» – думала она, бодро разделываясь с третьим за день «блином».

Между тем и к месту говоря, ирландцы появились на благословенном континенте именно благодаря диете. Правда, вынужденной.

Полтора столетия назад в Ирландии случился «великий голод». И не в «знак протеста против существующего режима», а в связи с тотальным длительным неурожаем. Бедствие уполовинило население страны. Около миллиона её граждан умерли от недоедания и болезней, ибо давно известно: чтобы не болеть, надо хорошо «кушать».

За пять лет «великого голода» – с 1845 по 1850 год – в бостонском порту высадилось более сорока тысяч ирландских беженцев. Общее же количество ирландцев, покинувших за эти годы родину, составило около двух миллионов.

У Сонечки пицца чуть в горле не застряла под такие рассказки. Вроде как – ешь хот-дог где-нибудь в субсахариальной Африке на глазах у опухших от голода африканских детей. А тут ещё гипотетические волнения по поводу копенгагенских борделей!..

«Надо что-то с воображением делать. Слишком тяжёлый был день, и… он ещё не закончился!»

Сам Джим был не такой «древний» американский ирландец. Его семья прибыла в Бостон в начале ХХ века. Последний же пик ирландской эмиграции на благословенный континент пришёлся на 1947 год, когда в Бостон прибыли ещё около сорока тысяч выходцев из Ирландии.

Кофе выпился, и пицца съелась…

«Погорячилась», – подумала Соня, убирая со стола под умильные взгляды Джима. Но было поздно – он подошёл к шкафчику, достал бутылку виски, бокалы и предложил «follow me» в гостиную для совместного просмотра «киношедевра», который, с его слов, специально куплен, дабы окончательно сформировать у Сонечки образ Салема как «города ведьм». Та, мягко говоря, была не очень настроена выпивать в атмосфере, всё более походившей на интимную. А уж после прочтения аннотации к шедевру под названием «Salems Ghost»[54]!.. Чудесное описание, нечего сказать!

Колония Салем, 1692 год. Какого-то там колдуна сжигают на костре. Он взывает к Сатане, чтобы тот принял его. Типа – крыша над головой, питание и всякий отвязный беспредел. Ну, ладно, допустим… Обугленный труп («Чего так некачественно жгли – вокруг сосен корабельных на целый флот хватит!») помещается в особое помещение и запечатывается крестом – монахи боятся, что дух сатаниста может поглумиться над их душами. Оказывается, дух можно «запечатать». Вона как! К тому же при чём тут «обугленное тело», если он – дух? Что ли Сатана не принял? Проходит триста лет, и в дом с «особым помещением», где хранится этот недожаренный дух, переезжает семья преподавателя Салемского колледжа, страдающего клаустрофобией. Сосед-сантехник вскрывает запечатанную комнату. («При чём здесь клаустрофобия преподавателя? За триста лет клаустрофобия должна была развиться у трупа!») По всему дому раздаются «пуки, стуки и прочие звуки». Слуга дьявола, так сказать, «восстаёт из пепла», то есть из угольков собственного тела, и таки глумится, причём над всем, что под руку подворачивается. Конец стандартный: «наши» вроде как победили, но зло forever! «Синопсис» сопровождался ремарочкой: «Обилие откровенных сексуальных сцен не позволяет смотреть фильм лицам младше какого-то там положенного количества лет»…

«Ну уж нет, «обильно» смотреть сексуальные сцены в компании напивающегося Джима – увольте!»

Что оставалось делать Соне? Сказать Джиму: «Не смотрите на ночь американское кино»? Так ведь другого нет… Вот она и решила, в соответствии с профессором Преображенским, никакого и не смотреть!