Все, что получает победитель - Дарья Всеволодовна Симонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А другой день?
— Тут тихая радость: мама купила мне торт с желтым кремом в честь моего поступления в университет. И все, обрыв пленки. Только сладкое желание вернуться в кадр. Это странно: из универа я быстро перевелась в другой город, крем с красителями давно мне противен, а вот поди ж ты, вспоминаю… Может, все дело в невозможности объяснить?
Игорь кивал, хотя думал иначе. «Лучше, чем любовь» — в этом причина. Для Милы любовь — трудная работа. До Игоря у нее был долгий и трудный роман, описание которого органично вплеталось в бури Серебряного века. Потому как на всю эту литературщину ее подсадил любимый мужчина из породы книжных исследователей, для которых люди-легенды, несомненно, ценнее, чем все прочие. Звали его Семен, к чему Мила неизменно прилагала, естественно, цитату: «Семэн, засунь ей под ребро». Водилась якобы за ним эта нехитрая кликуха, которую мог себе любой Семен присвоить. Тип интересный, эрудированный и по-своему невыносимый. Нет, это никак не выделяет его среди прочих — у каждого свои пороки. И разве не стоит быть благодарным тому, кто открывает для тебя миры? За это он много чего требует взамен, но иначе и быть не может. Мила так и не сбросила своего обидчика с пьедестала, хоть он ее и прогнал. Игорю почему-то эта гигантская тень из прошлого совсем не мешала. Она даже инфернально украшала и обостряла реальность, как статуя Будды.
— Он говорил: чтобы помолодеть, надо читать Цветаеву. Есть поэты для юности, для зрелости и для позднего просветления. Семэн фанатично верил, что эта классификация не условность. Магия слова даже морщины разглаживает. Но… как Сема не уставал предупреждать, проявляются и прочие, уже отягчающие обстоятельства. Ведь молодеть опасно. Молодость — не только свежесть тела, это еще и перепады настроений, болезни роста, уязвимость физическая и душевная, суицидальные порывы, страх, что тебя не любят, муки выбора, ссоры с родными, сомнительные знакомства, первые предательства, непонимание близких, космический ужас одиночества… Сэм говорил, что женщины рвутся помолодеть, потому что у них короткая память. И что надо любить свои морщины. Но это как раз не новость. Все равно многие с его подачи увлеклись стихами Марины Ивановны. Даже, представь себе, консьержка!
— И что, она сильно помолодела?
— Как тебе сказать… она получила роль в фильме. Неожиданный поворот! У Сэма во дворе снимали кино, и нашу тетю Василису сняли в эпизоде. Мы думали, это лажа какая-то, но Сэм мне рассказывал, что бедолага теперь реально мелькает в сериалах.
Пока Игорь с Милой вели речь о непредсказуемом воздействии поэзии на консьержек, о радостях и сложностях любви, об алхимии земного счастья, о капусте, дорогих машинах, лакированной обуви, халатах, мутных стеклах, — пока они упоительно жили в унисон, над ними сгущалась туча. Она пришла с той стороны, с которой надо было ожидать, но Игорь позволил Милкиным цитатам и своему неизбежному киноэскапизму затуманить бдительность. Даже теперь, нашпиговав свой квазисценарий милыми подробностями, он не решался перейти к кульминации. Хотя если бы не она, то не стоило бы и ворошить заурядный роман, каких тысячи у малых сих.
Итак, вместо эмпиреев надо было бить тревогу под единственно верным слоганом незабвенного Бернса в исполнении Калягина. Любовь и бедность, конечно! И никакая не свобода. И приземленный исход. Чувственный наплыв влегкую снес хлипкое материальное равновесие. Мила потеряла работу. А Игорь — часть заказчиков. Не то чтобы он ушел в разгул и безделье, но перестал цепляться за сферу поденного ремесла. Она сразу ответила ему взаимным охлаждением. Не в пример ей разгорячилась арендная плата за квартиру. Хозяйка квартиры, подозрительная ведьма, насторожилась, когда Игорь два месяца подряд просил отсрочки платежа. Точнее будет сказать другое: старуха почуяла коммерчески невыгодную ей любовную связь. И поднесла к злому глазу гипотетический монокль, чтобы разглядеть поближе кандидатку на уничтожение. До сего момента она и знать не знала Милу и в квартиру не наведывалась. Игорь встречался с квартировладелицей в метро либо изредка заезжал к ней домой. Она забирала деньги и жаловалась на тяготы и заботы современной старухи-процентщицы. То бишь пенсионерки-рантье. Увидев ее впервые, Игорь и его тогдашний компаньон, хлипкий ботаник, прониклись скоропалительной надеждой на то, что дама преклонных лет и немощного здоровья не станет большой помехой своим квартирантам. Так и было до недавнего времени. Старуха если ворчала, то умеренно. Смена Игоревых напарников ее не смущала, пока не била по карману. Теперь же Игорь узнал разные лишние для него подробности о том, что муж хозяйки в своем институте зарабатывает ничтожно мало, сын — лодырь и наказание семьи, а сама она больна всем списком смертельных болезней. И не стоит думать, что при таких обстоятельствах она может позволить себе роскошь благотворительности в адрес пары без неопределенных занятий. А «эта девушка» — она кто? Она не наркоманка? У нее есть прописка?.. Конечно, девушка для ведьмы — всегда корень всех зол. У нее срочно надо отобрать красоту и рыцаря. В нынешних реалиях делается проще — отказ от дома без объяснения причин, и трепетное благополучие принцессы рушится само собой.
Мила не бездействовала и не безмолвствовала. Она делала, что могла. Но у нее не получалось. Борьба с ведьмами — не ее стихия. Экстремальный режим, связанный со срочным изыманием из запаздывающей мировой энергии определенной суммы денег, не всякой барышне под силу. Для успеха в этих делах надо заматереть и за калиться. А Мила растерялась и, конечно, возлагала надежды на мужчину. Что Игоря, как ни стыдно теперь в этом признаваться, раздражало. Сколь бы ни было силы в волшебных рыцарских мечах, в острый момент хочется видеть рядом боевую подругу, а не субтильный кладезь культурного наследия. Игорь и без того брал все на себя — могла она хотя бы быть благодарной?! Мнения опытных и неопытных, старших и прочих товарищей по данной коллизии разделились. Одни считали, что назвался груздем — надевай лямку материальных забот. Другие… имеет ли смысл воспроизводить реплики от лукавого? Понятное дело, что всегда есть отходные пути оправдания. Вина — это зверек, которого мы все мечтаем сбыть в хорошие руки, где он надежно устроится на длительный срок. И руки век пребудут виноватыми. Мила