Все, что получает победитель - Дарья Всеволодовна Симонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь написал. Теперь, изрядно отточившись с давних золотых времен, он не рисковал обозначать жанр. Никаких уже киноповестей и тем более сценариев. Просто история — а там хоть горшком назовите! История о происшествии, таком далеком и странном теперь. Итак, не важно, сколько лет назад, Игорь, патлатый, заводной и неунывающий, был вынужден покинуть съемное насиженное гнездо. Цены взлетели, и назрело старинное бродяжническое решение найти компаньона, чтобы поделить ежемесячное ярмо на двоих. И что-то масть не покатила, и «подельник» в Сети шел какой-то ненадежный, и мироощущение, как тонконогий треножник, зашаталось. В такие моменты легко запить, учитывая вредоносное межсезонье, но знакомцы бросили Игорю соломинку в виде «не мальчика, но девочки». То есть Милы, прихрамывающей барышни с дружелюбными глазами.
Говорят, пророк влюбился в походку Айши, увидев ее впервые ребенком. Мила ходила так, словно ей это занятие непривычно. Словно она ходит по горячему песку. Словно она подросток, которого впервые вывезли на море. Подросток чахоточный, но выздоравливающий. И в этой обнадеживающей ноте все дело! Хотя, впрочем, затяжные описательные цепочки — неизбежные шлаки сочинителя. Возможно, все куда проще. Просто бывает так, что недуг не настораживает, а располагает. В детстве Игорь обожал подругу родителей, справную хохотушку, страдавшую артритом, язвой, ревматизмом и даже туберкулезом костей. Некоторые женщины красиво и завлекательно болеют. Вокруг них клубится необъяснимая удача.
Мила милосердно завершила собой текучесть ненадежных компаньонов. Хотя воображение рисовало совсем иной фоторобот надежного соседа, который наконец-то будет без закидонов.
Например, справный менеджер досемейного образца или тертый интеллигентный гастарбайтер, каких полно вопреки предрассудкам коренного населения столицы. Или даже молодая пара без претензий, почему нет? Игорь умел уживаться и делил пристанище со многими типажами. Но знакомцы порекомендовали Милу, и Игорь подумал: нехай, let it be, лишь бы не доставала. А то есть некоторые, брезгливо принюхивающиеся к пепельницам и случайно оставленным носкам в ванной. И никакая чистота намерений — в том смысле, что вот-вот собирался помыть-постирать, — их не убеждает.
Ладно, бытовуха за кадром, тем более момент тут спорный, потому что Мила как раз из принюхивающихся. Но не осуждающих. Она замечала промахи и прощала. Но замечала! То есть платформа для напряжения имелась. И волну легкого беспокойства Игорь ловил, но не придавал ей значения, потому что Мила была совсем не опасной. Без двусмысленностей и ловушек.
— Неужели мальчики тоже боятся девочек? — смеялась она, когда Игорь рассказывал ей свои тайные мысли, а она признавалась в обонятельном шпионстве за ним и более тяжких подозрениях.
— Еще как! Но не все. Есть старые бойцы без страха и упрека.
— Голубые, наверное, да?! С ними, пожалуй, опаснее, чем с обычными мужчинами.
— Да почему же?! — изумлялся Игорь.
— Потому что принюхиваться буду уже не я, а ко мне. Известное дело, они чистюли.
Совместное существование без совместной жизни — дело тонкое. Подчиняется оно порой неожиданным закономерностям и вряд ли приводит к пленительному результату. Разве что изредка, по прихоти рока. Как говорил общий приятель Милы и Игоря, с легкой руки которого они и сошлись под одной крышей, «бесплатная баба дороже обойдется». Это он о выгодах продажной любви, в которой сек не более, чем овца в теореме Гаусса, но теоретизировал густо. «Любовница дороже проститутки, жена дороже любовницы». Сам теоретик много лет уж не имел ни первого, ни второго, ни третьего. Жена, правда, маячила, но уже бывшая и рассерженная до крайности скупостью и вредностью экс-супруга.
— …а он теперь работает Петрухой в ресторане «Белое солнце пустыни», — сообщила Мила. — Очень доволен.
— Кем-кем он работает? — удивился Игорь.
— Таким человеком в белой форме, в портянках с игрушечным ружьем, который встречает посетителей, открывает им двери машины и оказывает всяческое почтение.
— М-да. Хотя почему нет… снобиссимо ему! Человечек этот всегда алкал бомонда и наконец получил его.
— Да, вот только вчера рассказывал, что нес огромный букет цветов, подаренный известной депутатше, и якобы ее ущипнул.
— Эротические фантазии у него такие же плоские, как птолемеевская модель Земли. А почему Петруху не могли выбрать помоложе?
— Там есть двое молодых сменщиков, но он считает себя лучшим.
В жизни всегда есть место социалистическому соревнованию, в этом Игорь давно убедился. Так вот, «Петруха» еще в лохматые годы стал пионером эмансипации. В том смысле, что выступал за финансовое равенство полов. Через него, зануду грешного, неисповедимыми путями Игорь получил Милу, отношения с которой начались с самой что ни есть паритетной основы. Все, как мечтал жадный губастый Петруха. Но слишком поздно Игорь начал задумываться о том, такой ли уж вздор нес любитель депутатш. И возможно, стоит принять материальное равенство априори, а не метаться от него к схемам традиционно патриархальным?
Кому как, а Игорь не решался. Когда женщина сама за себя платит, и табачок врозь, — может ли взрасти на столь прагматической закваске чувство? Понятно, что оно, как багульник, может взрасти на чем угодно. Но все же не противоречит ли это житейскому миропорядку? И не исключено, что любовное притяжение, которому Игорь впоследствии присвоил чуть ли не первое место среди своих страстей, — всего лишь тривиальное добрососедское любопытство… Ведь живя рядом с Милой, Игорь знал ее глубинные сокровенные подробности, но не знал куда более поверхностных слоев естества. Что порождало томление и неловкость, и смутную тоску, и всевозможные сиюминутные, но цепкие догадки, от которых хотелось избавиться разом. А для этого путь один — спровоцировать близость. Благо, что это было нетрудно: Мила не из тех, кто упорствует в отказе, если мужчина ухаживает интеллигентно. Интеллигентность в данном случае — всего лишь ненавязчивость и необременительная степень великодушия. Иными словами, фикция. Но Мила не зрит в корень, она храбро идет в ловушку и честно мотает «срок». Срок любви, если угодно, пока не наступит амнистия. А пока она не наступит, то срок все длится и длится, потому что сердце человеческое — как в детстве избитый зверь — не идет