Все, что получает победитель - Дарья Всеволодовна Симонова

затмевает плохое. Рождаются те самые добрые приметы и счастливые символы, которые потом будут долгие годы скреплять союз — или останутся родимыми пятнами после расставания, а для особ чувствительных — рубцами. Особы чувствительные, конечно, запомнят, как Мила, цитату из Джерома К. Джерома. «Когда Джордж кончит жизнь на виселице, самым дрянным упаковщиком в мире останется Харрис». Лучше не скажешь о переездах, о вечной борьбе мужского и женского — ящиках или сумках. Мила была, как Джордж и Харрис, дурным упаковщиком, и вообще редкая представительница слабого пола в течение жизни может усвоить, что скарб должен иметь геометрически правильные формы, а не расплывчато-сумчатые. Посему Игорь не уставал цитировать «Троих в лодке», а Мила в отместку преподносила выдержку из диснеевского мультфильма. Что-то вроде: ложитесь, поспите «…и проснетесь здоровым отдохнувшим чайником». Не где-нибудь, а именно в «Красавице и чудовище» есть такой персонаж — заварочный чайник. Сплошное переплетение символов. И каждая любовь состоит из цитат, потому что все происходящее у кого-то уже было. Кстати, если без гонора принять данную аксиому, то есть вероятность пережить нечто свое, особенное, — но так ли это необходимо?

Игорь не особенно размышлял о законах любовной композиции. В те недолгие месяцы он был далек от сценарных потуг и со спокойной иронией принимал пристрастия девушки-цитаты. То есть впускал в свою маленькую частную жизнь ветры титанических великих драм Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Сологуба, Ходасевича… — хотя незачем умалять классиков понурым перечислением. Да, и Блока, конечно, с Любовью Дмитриевной Менделеевой. Последняя, правда, вызывала у Милы детское отчаяние.

Почему она не отпустила Блока, не ушла сама, если гнездо не грело, семьи не получалось, а ведь все страдали — и она сама, и Александр Александрович, и влюбленный Боря Бугаев.

— А это кто такой? — переспрашивал Игорь, по-профански забив рот сочнейшей шпикачкой. Что поделать, как-то мимо него прошел один из самых животрепещущих любовных треугольников русской литературы.

— Андрей Белый, — вздыхала Мила, не упрекая за невежество, потому как ей было важнее донести суть своих всхлипов. — Это его псевдоним.

Игорь, дабы поправить свое покосившееся реноме, тут же отвечал из банальных общих соображений, что, мол, от гениев не уходят. Мучают и мучаются до упора. Даже если второй тоже гений — все равно. Это как перейти в иную веру — для запредельных женщин. Словом, Игорь лепил, что в голову взбредет, — а Мила на беду свою слушала очень внимательно. Пережевывала, соглашалась. Потому что считала, что мужчина все равно умнее, даже если он не эрудит. У него мозг больше! Кажется, как раз в тот вечер первого диспута о превратностях Любови Дмитриевны, Мила и Игорь стали более чем компаньонами. Паритетная основа хрустнула. Даже самым расчетливым и трезвым любовникам сложно блюсти коммерческую дистанцию. И какое же блаженство послать эту дистанцию к черту! Но где блаженство, там и обратные стороны медали. Игорь запомнил запах крема для рук. Он нервировал его, потому что очень похоже пахло на бабушкиных похоронах. Укол, усиливающий ощущения.

Сенситивным натурам — проще говоря, чувствительным особам, — необходимо недосягаемое и необъяснимое, как обывателю прогноз погоды. Так и Мила — могла неделями жалеть о погибшем цвете русской словесности. Однако назвать ее витающей в академических облаках было нельзя. Она обладала великолепной интуицией, но как человек, редко упражняющийся в корысти, не умела ею пользоваться. Ее второе «я», словно лишенное дара речи, брело за телом и отчаянно жестикулировало, подавая знаки, пытаясь предупредить и предсказать. Но Мила не оборачивалась. Она вела себя как тот, кто, чувствуя, что в темной арке его поджидает налетчик с кастетом, начинает напевать «Мурку»… и при том безмятежно идет в ловушку. Таким девушкам непременно нужен бережный штурман — толкователь бессознательных сигналов. Полноте, кому он не нужен!

Собственно, в том и весь Милкин «сглаз». Тогда можно считать, что все земные твари заражены в разной степени сглазом, как грибком. Вот на какие размышления подвиг Игоря злополучный крем для рук. А Мила, образно говоря, моментально распушила у себя за спиной павлиний хвост своего мудрого, но немого интуитивного потока, запела «Мурку»:

— Знаешь, благодаря чему я поняла, что живу неправильно? Благодаря запаху. Когда совсем недолго прожила в одной комнатке. Такой малюсенькой, что пол в ней можно было помыть влажной салфеткой. Одна моя тамошняя соседка была совершенно шикарной барышней. Перед ее комнатой валялись лаковые туфли на шпильке. Такие красивые, но поверженные, опрокинутые. В сочетании с окружающим убожеством от них веяло тоской. И я не понимала, почему эта девушка, обладательница всего безупречного, живет здесь? А еще, когда она готовила, бывало, зайдешь на кухню, а там смесь сладких духов и аромата тушеной капусты … или чего доброго, примесь чеснока! Представь: симпатичная блондинка в черном, голос с приятной хрипотцой, фигура, вкус… И подвозит ее кто-то на «инфинити» цвета кофе с молоком. Ну зачем ей эта капуста?!

Игорь потом вставил в сценарий этот мимолетный эпизод, жалея, что кино не затрагивает обоняния, — зато со сценариста-любителя спрос невелик, он может нафаршировать свои экзерсисы хоть «Шанелью». Но это после, а с Милой он рассмеялся:

— А по мне, так уютная картинка. Блондинка с капустой. И что за вопрос, зачем она ей — чтобы кушать!

— Сколько можно кушать, когда пора действовать! Неужели ты не понял: она живет только ожиданием. Ожиданием того, что ее позовут в даль светлую, пятикомнатную. Ладно, пускай двухкомнатную, не суть. Главное, что она уверена в будущем и ради него терпит временные неудобства. А я тогда чего жду? Меня никто не подвозит на «инфинити», мне не светит никаких гарантий. Тогда зачем я терплю все эти диссонансы жизни? Знаешь, я так пронзительно вдруг ощутила, что не надо терпеть, если все твое существо противится настоящему. Срочно выбирайся оттуда, где одиноко, тесно и даже запахи не уживаются друг с другом. И барышне я бы ждать не советовала. Мутное стекло со временем не прояснится. Если человек заставляет ждать и терпеть, скорее всего, с ним ничего не выйдет. Но у женщин своя политика: нельзя торопить, а то спугнешь жениха. Иллюзия! Кто смел, тот и съел.

— А сама-то ты хоть раз попробовала осмелеть?

Мила осеклась, но быстро справилась со смущением. Однако не важно, что она ответила, потому что Игорь и сам знал ответ. Да, она попробовала осмелеть единственный раз — с ним. Ее прозрение посредством шоковой ароматерапии случилось как раз накануне их встречи, перед тем, как она разделила с ним жилплощадь, а потом и ложе. Игорь собственной персоной и есть плод ее смелости. Единственный