Изгой - Юрий Никитин

Ковакко и Россоха слушали вежливо, а Беркут, что развалился,как ленивый кот на лежанке, буркнул:

— Что предпринять, что предпринять... Учиться сапогишить! Кто способен учиться, конечно. Остальным — огороды копать.

Ковакко поморщился. Беркут говорит слишком громко, словнопростолюдин перекрикивается с заблудившейся овцой, сказал тихо:

— Магическая мощь уходит из мира. Неизвестно, сколькоэто будет продолжаться... Может иссякнуть вся, но могут остаться какие-токапли.

Беркут буркнул:

— Что капли? Мы привыкли к рекам. С волшебникамипокончено. Останутся какие-нибудь мелкие деревенские колдуны...Привороты-отвороты, порча скота... На это и капели хватит.

— А мы?

— А мы исчезнем, — ответил Беркут сраздражением. — Превратимся в сапожников или огородников. Ты не пробовалвкус репы, выращенной своими руками?

— Не повезло, — ответил Ковакко саркастически.

— Мне тоже. Но скоро нам повезет! Еще как повезет.Хакама похлопала ладошкой по столу. Чародеи умолкли, повернули головы.

— У нас остались знания, — напомнила она. —Мы почти двадцать лет были властелинами мира! Нам ли вот так взять иотступить?.. Мы знаем все тайны, мы знаем секреты всех властелинов иправителей, все тайные ходы-выходы из дворцов, знаем, сколько у кого в казне.Умный человек этими знаниями может воспользоваться так, как будто и не терялмагической мощи!.. Подумайте над этим. Мы не только можем, но и должны оставатьсяСемерыми Тайными, что властвуют над миром. А мои подвалы с золотым песком?

Она впилась в их лица, стараясь заметить, кто как среагируетна ее нарочитую замену «правят» на «властвуют». Создатель Совета Семерых, ОлегБогоборец, настаивал и утвердил формулу, что они правят народами кротко имудро, пресекая в корне войны, помогая с дождем во время засух, насаждая в миремиролюбие и хорошие нравы. Сами же должны довольствоваться лишь тайной властью,никогда не выказывая ее явно, не создавая себе громадных дворцов, выставленныхнапоказ... Но что за удовольствие от власти, если она не сможет еедемонстрировать покорным и устрашенным толпам?

На их лицах не заметила неудовольствия. Наоборот, онасказала более привычное для них, привыкших именно властвовать. Властвовать втечение очень многих лет, а то и столетий, а двадцать лет нового правления дляних — единый миг.

Беркут с удовольствием потянулся, суставы захрустели. Острыеглаза смотрели из-под нависших бровей пристально, с затаенной насмешкой.

— Ты права, Хакама, — сказал он. — Условияизменились, но не изменились мы. Совет Семерых должен существовать! Я уверен,будь Богоборец здесь, он бы одобрил наше решение.

По залу прокатился шорох голосов. Хакама натянутоулыбнулась, попыталась пробиться мыслью сквозь защиту Беркута, но ударилась остену. Ей почудился злорадный смешок.

Беркут смотрел с затаенной насмешкой. Она не могла понять,насколько он был искренним, когда поддержал Богоборца при создании Совета. Толи всерьез, что маловероятно, это с его-то мощью и нежеланием с кем-либосчитаться, то ли особая хитрость, рассчитанная на много ходов впередситуация... Если это так, его можно осторожно привлекать в союзники, а непросто в исполнители.

— Одобрил бы, — ответила она с натянутойулыбкой. — Все, что на благо, он бы одобрил. Ковакко спросил с интересом:

Кстати, а что с ним? Где он? Я не видел его уже нескольколет.

И я, — ответил Короед.

— И я хотел бы увидеть, — добавил Россоха. —В трудное время он должен быть здесь, не находите ли?

Хакама встрепенулась. Россоха сказал нужные слова, которыеона готовилась сказать сама, но это сразу бы выставило ее противником ГлавыСовета Семерых Тайных.

— Великий мастер Россоха прав, — сказала онагромко, и все умолкли, повернулись к ней. — Вот Россоха полагает, что основательСовета Семерых Тайных Властелинов Мира в этот трудный час испытаний должен бытьздесь, с нами. Я не знаю, где он: в хранилище знаний, в старинной библиотекеили в заведении с продажными девками. Все может быть, мы, могучие маги, так жеподдаемся унынию, разочарованию, как и простые люди. И так же иной разопускаемся на дно. Повторяю, я не знаю, где Богоборец! Может быть, он вбиблиотеке. Но нам все равно: в библиотеке он или в корчме! В этот трудный часон не с нами. И потому будем решать без него.

Короед спросил несколько растерянно:

— Шестеро голосов? Но это же значит, что нарушается...нарушается сама структура!

Беркут сказал с двусмысленной улыбкой:

— А какая разница — шесть или семь? Правда, при семиголосовать проще. Ладно, потом можно принять еще одного.

Боровик сказал, загораясь:

— А вообще, можно расширить Совет и до девяти! Хакамапомнила, что у него два сына, довольно сильные, хоть и туповатые маги, носказать ничего не успела, вмешался Короед:

— Если уж и менять, то только в другую сторону. Есликто из нас когда-либо умрет или погибнет, то предлагаю сохранять Совет впрежнем составе. Новичков не брать!

Тоже понятно, подумала Хакама. Этот самый молодой, если несчитать самого Богоборца. Здоровье отменное надеется пережить всех и остатьсяединственным правителем мира. Какие все простые, ее муравьи намного сложнее инепредсказуемее,

— Мы сохраняем Совет, — сказала онавластно, — но мы не можем забыть, как он создавался! Вы помните?

Только Россоха не изменился в лице, взор его оставался ясен.Беркут побагровел, Ковакко раздраженно заёрзал, не хотел вспоминать свой позор.Боровик и Короед опустили взгляды.

— Зачем вспоминать, — сказал, наконец, Беркутдосадливо. — Мы приняли этот Совет. Нам понравилось, разве не так? Властьнаша усилилась...

Хакама возразила:

— Усилилась? Всего лишь ее границы стали шире. Но я невластна теперь над своими подданными так, как было раньше. А это, думаю,задевает не только меня.

По лицам было видно, что задевает всех. Беркут все же сказалпрямо:

— Но расширение власти дало нам больше. Не знаю, чтолучше: абсолютная власть над одним крохотным племенем или же ограниченнаявласть над всем миром? Мне больше нравится направлять пути целых народов, чемсажать на колья непокорных в одной-единственной долине.

Хакама сказала с усмешкой:

— А почему: или — или? Беркут насупился:

— Не понял?

— Повторяю, почему надо выбирать? Почему мы не можемточно так же править всем белым светом, как раньше правили своими малымиземлями?

Беркут смотрел пристально. Снова ей почудилось, что он знаетбольше, чем говорит. Нечто держит за спиной.