Изгой - Юрий Никитин

Тишина стояла гробовая. Хакаме показалось, что всепревратились в камень, даже перестали дышать. Хакама встала, прошласьвзад-вперед, нарочито концентрируя внимание на себе, своей фигуре, своихжестах.

Остановилась резко посредине помещения, а когда заговориланегромко, в ее голосе звучала страшная, не человеческая сила:

— Дорогие друзья!.. Не надо прикидываться... не надонедооценивать друг друга. Я думаю даже, что любой из нас сильнее этогоБогоборца уже потому, что у нас есть вещи, накопившие магию. У кого-то этоскатерть, что в состоянии создать самые изысканные блюда, у кого-то сапоги, вкоторых можно пробежать за одну ночь от края земли и до края, у кого-тозачарованные доспехи... Я же вижу, что даже сейчас у кого-то кольцо мощи, укого-то амулет, у кого-то одежда... Все мы держим в тайне, у кого что есть...это прекрасно!

Ковакко сказал зло:

— Хакама! Не надо нас утешать.

— Это не утешение, — живо возразила она,

— Но это крохи! — сказал он еще злее. — А мыпове-левали стихиями!

— Богоборец тряс горами, — напомнила она. —Забыл? А теперь он бессилен, как и мы. Но у нас есть то, чего нет у него. Он несобирал эти дивные вещи, что накапливали магическую силу! А мы... Эта потерямагии дает нам возможность многое изменить. Ковакко буркнул:

— Знать бы!.. Этих безделушек можно было набрать кудабольше. Магия в них хранится, пока не пользуемся. А так надолго ли хватит?

— Да пусть хоть на один-два раза, и то бесконечно многов мире без магии! Конечно, если бы знали... К счастью, каждый из нас знает, чтоиз волшебного есть у него, но никто не знает, что есть у других. Повторяю, ксчастью, иначе мы бы уже передрались, и тот, у кого оружие сильнее, ужезахватил бы власть над всем миром. Повторяю, никто не уверен, что даже сзачарованными доспехами не наткнется на зачарованный меч в руке другого,который расколет эти доспехи, как гнилой орех... Но и обладатель меча неуверен, что его меч не наткнется на щит... или кольцо, браслет, амулет, чтовдруг да отшвырнёт меч обратно и снесет голову владельцу... Я рада потому, чтотак мы сохраняем равновесие. Да, это равновесие страха! Но страх — основауважения. И вот на этом уважительном отношении друг к другу мы и можем создатьСовет Семерых... или Шестерых, да-да, создать заново! Совсем на других основах.Нам Богоборец обещал власть над всем миром... Но я хочу, чтобы эта власть былабезграничной! Нелепо, когда мы, сильнейшие чародеи, подлинные властелины мира,живем со связанными руками. И понятно было бы, если бы руки нам связал болеесильный противник или правитель! Но быть связанной какими-то обетами,ритуалами, клятвами, обязательствами, надуманным долгом?

Она раскраснелась, голос ее звенел и прерывался. Россохасмотрел исподлобья. Хакама показалась впервые страшной. Не сразу понял почему.

Впервые Хакама говорила искренне.

По синему небу двигался темный ком туго скатанной тучки.Олег и Скиф не обращали на него внимания, как вдруг над головой загремело, наголовы и плечи обрушился ледяной дождь, по голове больно застучали градины.

Косая стена ливня пригнула траву. Мир разом наполнилсяровным мощным шорохом падающей с неба воды. Белые комочки перешибали стебли, авыемки и колдобины быстро наполнялись белыми комьями.

Скиф ликующе заорал, Олег взглянул вверх, тучкараздвинулась, словно развернулась, но все равно дальше небо синее, солнцесветит ярко, а крупные капли дождя блестят как жемчужины. — Замной! — крикнул он.

Конь пошел таким стремительным галопом, что копыта едвакасались земли. Едва заметная за стеной ливня гора начала вырастать. Конь безпонуканий влетел под каменный навес, отряхнулся, как пес, едва не сбросиввсадника.

Олег расседлал мокрого зверя и отпустил пастись. Скифспрыгнул, с мечом в руке вступил в глубину первой попавшейся пещеры,осмотрелся. Гора, как положено старой и одинокой горе, изъедена норамидобытчиков камня, как трухлявый пень муравьями. Здесь поместилось бы дополусотни человек, пол вытерт до блеска множе-ством ног, а под стеной напротив— алтарь дивной работы дивных мастеров. В стене зияет красным выдолбленнаяниша, там все еще полыхает огонь. Ниша сверху и с боков отделана металлом сизображением ужасных зверей, на которых нельзя смотреть без душевного трепета.Там черепа, что с лютой злобой взирают пустыми глазницами, в которых, однако,неожиданно вспыхивают зловещие багровые огни, там угловатые кости, наконечникикопий, белые длинные зубы...

В самой пещере из свода выступает тело ужасного злобногобога, рот оскален в дикой ярости, зубы блестят в выпуклых глазах лютая злоба,красные крылья распростерты на весь свод.

Металлическая окантовка алтаря-пещеры сделана в видераспахнутой пасти. Снизу и сверху торчат оскаленные зубы из блестящего металла,пламя бросает на них блики, а устрашенному Скифу почудилось, что по зубамстекает кровь.

Олег со вздохом стащил сапоги, хладнокровно поставил передгорящими углями.

Скиф вскрикнул:

— Ты что? Бог не примет такую жертву! Олег вскинулброви:

— Какую жертву? Ты это брось!.. Щас, отдам янеизвестному богу единственные сапоги! Разбежался.

— Но...

— Никаких «но». В мокрых сапогах пусть совсем ужобезумевшие менжнуны ходят. А я хоть и мудрец, но не настолько же!

— Да кто тебя знает, — сказал Скиф снеуверенностью. — Это мы, воины, простые и понятные люди. А от вас, умных,непонятно, чего ждать...

Олег молча выкладывал из седельной сумы хлеб, сыр, ломтихолодного мяса. Скиф прав, простые люди предсказуемы. Непредсказуемы тольконепростые. И непонятно, что хуже.

Полоса ливня унеслась дальше со скоростью скачуще-го коня.Воздух очистился, стала видна ранее спрятанная в дрожащем мареве граница неба сземлей.

Все обрело четкость, серая зелень превратилась в изумрудную,заблистала чистотой и свежестью. Кони шли шагом, Скиф с завистью посматривал посторонам. По обе стороны широкой дороги тянутся и тянутся золотые пшеничныеполя. Легкий ветерок покачивает стебли с тяжелыми гроздьями зерен. Селяне безстраха смотрят на проезжающих всадников, а когда дети выбегали на дорогу, судивлением рассматривая огромных всадников на огромных конях, их матери даже незвали испуганно обратно, словно в этом мире не существует обид.

Рабочие лошади блестят ухоженной кожей, все сытые, телеги,на придирчивый взгляд Скифа, как одна исправные, добротные, а селяне выглядятдовольными, одеты хорошо, девушки упитанные и краснощекие, и в движенияхработающих мужчин чувствуется нерастраченная сила.

— Это Гелония, — повторял Олег задумчиво. Взелёных глазах волхва Скиф видел сильнейшее смущение и растерянность. —Это Гелония... до которой у нас руки не доходили... Просто никогда не былонадобности.