Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин

Чертовка на секунду перестала вязать, вскинула на Лютикова изумленный оранжевый глаз, интересуясь, кто это к ней в сынки набивается, хрюкнула сдержанно-сдавленным смешком и снова обратилась к вязанию.

Тут и Лютиков осознал всю бестактность своего поведения. Ты сначала рогами обзаведись, а потом уже в родственники лезь! Но иного обращения к вяжущей старушенции Лютиков и придумать не мог. Называть ее сударыней было глупо, мадам — тоже выглядело как-то дико, а уж привычных Лютикову земных обращений лучше вообще было не употреблять.

Надо сказать, что сложности эти не надуманы.

Не придумали мы в России обращения к женщине независимо от ее возраста. Вот и обращаемся в гастрономе к сорокалетней дебелой даме: «Девушка, взвесьте мне во-он тот кусочек сыру!» Продавщице, естественно, лестно, что ее за девушку держат, но сам ты всегда испытываешь чувство неловкости. А в самом деле, ну как еще ее назвать? Гражданкой? Все мы граждане нашей великой страны, но тут ведь человек на своем рабочем месте находится. Это милиционер ей может сказать: «Гражданка Семенова, почему вы обвесили покупателя на сорок семь граммов?». И тут же акт на нее составить. Госпожой твоей эта продавщица не является, для сударыни личиком не вышла, мадам ее тоже не назовешь, за такое обращение можно и селедкой по физиономии схлопотать. И за неосторожно оброненное обращение «дамочка» тоже ответишь.

Можно, конечно, разбежаться с фамильярным: «Цыпочка, ласточка, кинь-ка на весы вон тот кусочек колбаски, да попластай потоньше — меня мужики в беседке ждут!» Так ведь и тут еще непонятно, на кого нарвешься и чем это тебе будет грозить. Вполне вероятно, что у продавщицы муж тоже по беседкам сидит. А какой женщине это нравится?

Вот такие же муки сейчас испытал и Лютиков, прикидывая, как ему повежливее обратиться к инфернальной старушке.

Неловко запинаясь, Владимир Алексеевич принялся излагать старой чертовке суть своей просьбы. Движение спиц постепенно замедлялось, наконец старушка отложила вязание в сторону.

— Так ты из Рая, милок? — с видимым отвращением спросила она. — Другого бы я так наладила, но коли ты нашего Егоршу ищешь… Иди, родимый, как раз он сейчас в бар «За Ахероном» направился. Беги, милок, может, ты его там и застанешь, пропади ты пропадом, праведная душа!

В баре царил полумрак и негромко играла музыка. Поль Мориа всегда нравился Лютикову. Он огляделся по сторонам, но Кердьегора не было видно.

Вообще для Лютикова все бесы были на одну морду. Как азиаты для европейца. В таких случаях лучше всего спросить кого-то. Лютиков так и поступил. Он направился к стойке, стараясь держаться уверенно и беззаботно.

Спросить о Кердьегоре он не успел.

Стоявшая за стойкой чертовка с рыжими волосами и стройненькой фигурой повернулась к нему, ослепительно сверкнула милыми, немного выступающими клычками и весело вскричала: «Хай!»

Тут и Лютиков ее узнал.

Жанной ее звали, в прошлое посещение Инферно было у нее желание потанцевать с поэтом, но муза Нинель этому воспротивилась. Еще и напугала Владимира Алексеевича разными страшными историями о том, что иной раз происходит с заблудшими душами в Аду.

— Здравствуйте, Жанна, — сказал с некоторым облегчением Лютиков. Хоть и была эта самая Жанна существом чуждого ему мира, но все-таки знакомым. Так обычно бывает в темном жутком подземелье, когда подспудно ожидаешь чудовища, а видишь обычного убийцу с молотком в руке. Да и миленькая она все-таки была, несмотря на ее рожки и небольшие клыки.

— Ты не меня ищешь? — кокетливо заулыбалась случайная знакомая.

— Вообще-то я ищу беса одного, — сказал Лютиков. — Кердьегором его зовут. Но я рад вас видеть, Жанночка.

По личику было видно, что инфернальной девице понравилось, что Лютиков запомнил ее имя. Еще больше ей понравилось имя Лютикова, когда он представился.

— Ой! — радостно сказала Жанна. — Вам имя идет, Володенька. А я от него просто тащусь. Был у меня один знакомый, его тоже Владимиром звали. Отчаянный был мальчик. Ему что на черта с кулаками полезть, что на Беса нарваться! Вовочка, зачем вам наш Кирчик сдался? Я — лучше!

Лютиков ничего не имел против этих слов. Симпатичная Жанночка и в самом деле была лучше сумрачного и полного уверенности в себе беса, но он принялся долго и путано объяснять Жанне причины, заставившие его искать беса.

— Эта та райская чувырла? — спросила с гримаской инфернальная девушка. — Чего ты волнуешься, Володенька? Таскается, небось, по мужикам. Ты посиди немного, я сейчас подменюсь, и мы с тобой оттянемся по полной программе, — с этими словами Жанна кокетливо и обещающе облизала влажные розовые губки.

Наверное, точно так же себя чувствуют мухи, которые в радостный солнечный день неожиданно для себя вляпались в паутину. Слаб духом своим мужик, не может он уберечься от соблазнов даже после смерти. Автор твердо уверен в существовании загробной жизни еще и потому, что видел в морге мужика, пенис которого находился в состоянии эрекции несколько суток после кончины. Медики, правда, находили этому естественное анатомическое объяснение, но хотелось бы все-таки узнать, что видела душа покойника в момент своего отделения от тела? Не иначе как нечто соблазнительное и порочное! История, конечно, удивительная, но ведь нельзя не верить собственным глазам, верно?

И неизвестно, что случилось бы с нестойким в плане морали поэтом, пусть и крайне обеспокоенным исчезновением музы, но и оттого нуждающимся в утешении, если бы над столиком, за который присел Лютиков, не послышался спокойный и оттого спасительный голос беса Кердьегора:

— Какими судьбами, Владимир Алексеевич? Иду по делам, а меня старушка останавливает. Тебя, говорит, Егорушка, праведник ищет, лакомый, говорит, кусочек сам в рот лезет!

Лютиков с облегчением ухватился за когтистую лапу беса.

— Нинель пропала! — выпалил он, уже не обращая внимания на помрачневшую Жанночку. А было с чего помрачнеть прелестной бесовке. У нее обстоятельства этот самый лакомый кусочек в виде Лютикова уводили уже во второй раз.

Выслушав Лютикова, бес задумчиво потер тяжелый подбородок и прикрыл глаза.

— Нет, узнать-то я, конечно, узнаю, — сказал Кердьегор. — Только и так уже понятно, что это в отношении вас прессинг продолжается. Впрямую лишить вас дара никто не решается, а вот вдохновения лишить, беспокойство определенное поселить — это у них запросто.

— А если с ней что-то серьезное? — не выдержал Лютиков. — Вы меня поймите, я места себе не нахожу, из рук все буквально валится… Ну скажите на милость, зачем я им сдался!

— А вот этого я не знаю, — хмуро сказал Кердьегор и с мрачным любопытством оглядел встревоженного поэта.

— Может, и впрямь что-то затевается? — задохнулся от собственной догадки Лютиков.

— Вы о чем, Владимир Алексеевич? — искренне удивился бес.