Коллонтай. Валькирия и блудница революции - Борис Соколов

Когда пришло повторное предписание Марселю Боди немедленно прибыть за новым назначением, Коллонтай отправилась вместе с ним, не спрашивая чьего-либо согласия. Чтобы растянуть дорогу, они поехали через Швецию и Германию. В Осло остались жена Марселя и его трехлетняя дочь Пьеретт. В Стокгольме Коллонтай прочла лекцию о "семье будущего", где утверждала: "Изживший себя институт семьи противоречит идее коммунизма; вместо нее надо просто создать фонд помощи всем, кто нуждается из-за последствий свободной любви". Что ж, сама она в жизни была верна этому принципу. Даже официальные мужья для нее были не мужья, а любовники. Постоянным уходом и воспитанием сына она никогда не занималась, хотя регулярно помогала ему.

В Берлине Коллонтай и Боди встретились с Раковским, который тогда был послом в Париже. Он посоветовал Боди временно воздержаться от поездки в Москву и сначала отправиться во Францию, чтобы "урегулировать свой статус". Во Франции Боди не был девять лет, и ему грозило наказание за дезертирство, но он все-таки поехал. Видимо, Раковский намекнул, что в Москве его может ждать арест. Коллонтай же 23 декабря 1925 года выехала из Берлина в Москву.

В Москве Чичерин, женщинами по причине своей нетрадиционной сексуальной ориентации никогда не интересовавшийся и к чарам Шуры равнодушный, попенял ей, что, по данным ревизии, только за одну поездку в Берлин она купила 50 платьев. Коллонтай парировала: модные наряды полпреда поднимают престиж страны. Чичерин возмутился: "Вы представляете не просто какую-то страну, а государство рабочих и крестьян. У нас другие нравы, подлаживаться под буржуазный мир мы не будем".

A.M. Коллонтай за работой

Александра Михайловна оскорбилась и подала в отставку с поста полпреда в Норвегии, но просила оставить на дипломатической работе. В наказание за траты Коллонтай посольству в Осло урезали содержание. Ей обещали пост полпреда в Испании, и Александра тотчас сообщила с оказией Боди, что он поедет в Мадрид вместе с ней. Но власти Испании, где сохранялась католическая монархия, отказались выдать агреман женщине-послу. Коллонтай отправилась в Осло для вручения отзывных грамот, а затем уехала в Германию на несколько месяцев для лечения обострившегося нефрита. В апреле 1926 года она поселилась в Халензее — курортном пригороде Берлина. Через два дня приехал Боди и поселился в соседнем номере. На столе лежало написанное по-французски письмо. Александра шепнула ему: "ЭТО я не смею сказать вслух". В письме говорилось:

"Дорогой Марсель Яковлевич! По зрелому размышлению хочу предложить Вам продолжить нашу совместную работу, и это предполагает, естественно, что мы официально поставим в известность ЦК о нашем решении. Мы обоснуемся во Франции или какой-то другой стране. И будем писать. Став свободными, мы сможем объективно и честно говорить вслух о событиях и людях Революции, предупреждая о нежелательных эксцессах или опасных последствиях различных политических шагов. Скажите мне, что Вы об этом думаете".

Чтобы обсудить это необычное и неожиданное предложение, любовники традиционно отправились на прогулку вдоль озера. Александра заявила: "Все идет к тому, что ТАМ скоро начнет литься кровь". Боди не был настроен столь пессимистично. А то решение, которое она предлагала, означало бы фактический разрыв с ЦК.

— Вас обольют грязью на страницах "Правды", — предупреждал Марсель, — и вы никогда не отмоетесь. Нас объявят беглецами. У вас есть силы — и нервные, и физические — начать борьбу?

— Вы правы, — согласилась она, — ложь и клевета — их обычное убийственное орудие. А сил все меньше…

Если вы порвете с партией, у вас не будет никаких источников информации, ваши мемуары быстро устареют. Вам надо впитывать в себя как можно больше фактов и писать о них для будущих поколений. Это будет ваш неоценимый вклад в историю".

В итоге от идеи эмиграции Коллонтай отказалась, надеясь, что в будущих кровавых чистках удастся все-таки уцелеть и при этом самой в крови не запачкаться. Тут надо отметить, что о столь радикальных взглядах и намерениях Александры Михайловны мы знаем только из мемуаров Боди. А Марсель, очень не любивший Сталина, мог вольно или невольно преувеличить степень оппозиционности Коллонтай сталинскому режиму.

В любом случае они решили быть вместе. Боди уехал в Норвегию повидаться с семьей. Коллонтай отправилась долечиваться в Баден-Баден. Затем она должна была в Москве получить для себя и для него новое назначение. "Мне здесь все не по душе, — признавалась она Зое. — Очень уж курортно, дорого, неуютно. Принимаю ванны, хожу на массаж, много гуляю. Надоело!"

В Москве она узнала, что 17 сентября 1926 года назначена полпредом в Мексику. Как раз в это время шла очередная атака на бывших лидеров "рабочей оппозиции", и Александру Михайловну решили отправить подальше от Москвы. Коллонтай просила отправить в Мексику и Боди. Секретарь Молотова Евгеньев предложил Боди на выбор пост секретаря в советских посольствах Токио или Пекина. Разговор был коротким. "Я же не знаю условий работы в этих странах". — "Ничего, научитесь, вы еще молодой". Марсель понял, что из СССР и с советской дипломатической службы пора делать ноги. Но у него отобрали паспорт, лишив возможности выехать за границу.

Оппозиционеры пытались заполучить Коллонтай в свои ряды, но она возвращаться в политику не собиралась, сознавая, что это смертельно опасно.

В 1926 году был принят Семейный кодекс, воплотивший в жизнь ее идеи. Правовое различие между детьми, рожденными в браке и вне брака, было устранено. Формальная регистрация брака во многом потеряла свое значение, поскольку факт сожительства и совместного ведения хозяйства в пределах определенного срока давал супругам те же права, что и законный брак.

Коллонтай добивалась, чтобы Боди выпустили за границу мотивируя необходимость поездки во Францию изданием его переводов классиков ленинизма. Пока же ему приходилось подвизаться в издательстве Коминтерна. Также Александра Михайловна попросила послать вместе с ней Пину Прокофьеву исполнявшую роль ее личного секретаря и являвшуюся давним агентом ОГПУ.

Сталин дал ей аудиенцию перед отъездом в Мексику. Она заявила: "Я не разделяю позицию Троцкого и Зиновьева, а мое личное отношение к ним вам хорошо известно. Целиком поддерживаю генеральную линию. Но есть некоторые вопросы внутрипартийной демократии, в которых я еще на перепутье".

Сталин поверил. И предупредил: "Можете писать прямо мне".

Еще Коллонтай из секретариата передали любопытный документ:

"Товарищу Мехлису А.З. Если будет время, сообщите т. Сталину о сибирских деревенских нравах в коммуне, которая носит имя т. Коллонтай и осуществляет на практике ее теорию. Ф. Дзержинский". К записке были приложены материалы, присланные в ОГПУ:

" В одно прикрасное время веселого вечера жена секретаря ячейки оказалась акушеркой и начала производить телесный осмотр мущин вымериванием через тарелку, у кого конец перевесится через тарелку, с того еще бутылка с носу, а также был произведен и женщинам осмотр . Об этом поступило заявление и все члены комячейки настаивали зафиксировать в протоколе расследовать поступки секретаря и его жены, но он забрал книгу протоколов ксибе подмышку недал фиксировать в протокол И недал ходу заявлению комсомольца ячейки что "однажды вечером я шел из Нардома зашел в предбанник оправиться смотрю идут двое я притаился разсмотрел женщина и мущина. Смотрю в баню заходят уселись на полок стали друг другу обясняться влюбви и так далее потом Фанька говорит сколько я перебрала мущин но на тибя нарвалась по моему вкусу. Потом Мануйлов говорит а вы когданибудь пробовали раком. Фанька говорит давай поконски вот я стану раком тебе сразбегу ни-попасть. Мануйлов говорит попаду и вот она стала раком Мануйлов отошел немного и побежал на нее она немного отвернулась он мимо я грянул хохотать. Ани выскочили безума Фанька оставила платок и перчатку которые сичас у меня ". Этим заявлениям нидали ходу секретарь говорит мы Коллонтай или мы не Коллонтай нужно расследовать все поступки и выявить факты виновности . Председатель Ильинского сельсовета Панкрушихинской в[олости] Каменского уезда Н[ово] — Николаевской губ(ернии) А. ЛипскиЙ".