Коллонтай. Валькирия и блудница революции - Борис Соколов

Еще в Христианию пришло сообщение о том, что Британское общество сексуальной психологии избрало Коллонтай своим почетным членом. Она обрадовалась и отметила в дневнике: "Все-таки не так уж много русских женщин избираются почетными членами научных ассоциаций, да еще в самой гордой Британии". И отправила в Лондон благодарственное письмо. И, гордая признанием, тут же написала эссе "Об Эросе", где вскрыла женскую сексуальную психологию. Там говорилось: "У мужчин любовь гораздо сильнее окрашена половыми побуждениями, чем у женщины. Эрос полнее выражен у мужчин. У женщин любовь, осложненная душевными эмоциями, бедностью душевно-духовной жизни вообще, отсутствием поля душевного творчества, за исключением любовных переживаний, в гораздо большей мере, чем любовь мужчины, окрашена привходящими психическими эмоциями, оттесняющими на задний план половое влечение. Для мужчины Эрос — основа любви, для женщины Эрос — привходящий и преходящий момент. Отсюда — конфликтность, несозвучие. Мужчина может продолжать уважать женщину, которую он разлюбил, может сохранить с ней даже духовное общение, но душевно она ему будет глубоко, неизбывно безразличной. Женщина, разлюбив мужчину, утратив с ним даже духовную связь, может испытывать к нему органическое, почти материнское тепло и понимание. Он остается ей внутренне родным и близким…

Конечно, и у женщин, как и у мужчин, бывают периоды повышенных сексуальных запросов. Почему-то они стыдятся говорить открыто. У женщины, даже когда физическая потребность, когда страсть налицо, она старается наделить героя вечными "добродетелями", чтобы можно было дать ему душу. Иначе она сама себя презирает. Отсюда масса запутанностей. Страсть потухла, но ее подменяешь "душевной близостью" и завязываешь нити, которых нет. Мучаешься непониманием, пока не дойдет до ненависти…

Глупо, глупо делают женщины, каждое свое увлечение "поэтизируя", переводя возлюбленного в мужа. Тогда-то и наступает всему конец. Чем богаче личность, тем любовь многограннее, красивее, богаче, тем меньше места для узкого сексуализма. В будущем любовь будет разлита во всем. К половой особи — чистый Эрос, без примеси привычного преклонения, жалости и других привходящих эмоций, искажающих Эрос. Любовь — это творчество, выявление лучших сторон своего я дает удовлетворение. Любовь без возможности себя проявить — мука".

Отвечая на письмо одной из своих юных поклонниц, Коллонтай сделала довольно забавный, вульгарно-социологически-эротический разбор творчества Ахматовой: "Вы спрашиваете меня, мой юный товарищ-соратница, почему вам и многим учащимся девушкам и трудящимся женщинам "близка и интересна" Анна Ахматова, "хотя она совсем не коммунистка". В ее трех белых томиках трепещет и бьется живая, близкая, знакомая нам душа женщин переходной эпохи, эпохи ломки человеческой психологии. Ахматова на стороне не отживающей, а создающейся идеологии. Ахматова вскрывает весь наивный эгоизм любящего мужчины, наносящего легко и небрежно глубочайшие раны своей подруге… Пролетарская идеология в области отношений между полами построена на иных принципах, она не может допустить неравенства даже в любовных объятиях. У каждой женщины — прежде всего долг служения коллективу, а затем уже обязанности к мужу и детям".

В Норвегии Александра Михайловна по мере сил пропагандировала достижения советской власти в обеспечении равноправия женщин. Еще в ноябре 1920 года Совнарком разрешил легально производить аборты в медицинских учреждениях. А теперь в Христиании Коллонтай записала в дневнике: "Я с увлечением рассказывала норвежской общественной деятельнице Тове Мур, врачу по профессии, какие благоприятные результаты принесло нам проведение закона, допускающего аборты. Во-первых, уменьшилось количество женских заболеваний от варварским образом проведенных нелегально абортов; во-вторых, уменьшилось число детоубийств, совершаемых чаще всего одинокими, брошенными женщинами. Это огромные достижения за короткий срок действия закона об абортах…

Когда она ушла, я вспомнила, как у нас без сопротивления прошел закон, допускающий аборты. На заседание женотдела при ЦК партии, на которое собрались руководительницы московского и районных женотделов, пришла Надежда Константиновна Крупская, и Вера Павловна Лебедева как заведующая отделом материнства и младенчества сделала доклад и горячо высказалась за рассматриваемый проект закона об абортах.

Но я помню, как при встрече Ленин сказал мне, что хотя он считает это мероприятие своевременным, но с укреплением социалистического хозяйства, с поднятием благосостояния всего советского населения и широким развитием всей сети охраны и обеспечения материнства и младенчества закон об абортах отомрет сам собою, он станет тогда излишним. Я думаю, что еще долго в Советской России нам нужны будут врачебные консультации для женщин как в отношении общей гигиены, так и по вопросу превентивных методов".

И здесь правда осталась за Коллонтай, а не за Лениным. Запрет абортов и отсутствие средств контрацепции (а в Советском Союзе они появились не ранее 60-х годов XX века), как показывает опыт многих стран, приводят не только к неблагоприятным последствиям для здоровья женщин в результате криминальных абортов и к детоубийству, но и к большому числу нежелательных детей, как правило у матерей-одиночек. Социализация таких детей оказывается чрезвычайно затруднена, а уровень преступности среди них особенно высок.

Коллонтай была также сторонницей военной службы для женщин, считая ее признаком равенства: "С призывом женщины в войска окончательно закрепляется представление о ней как о равноправном и равноценном члене государства".

Сегодня, в начале XXI века, для европейских армий, в том числе для армий США, Канады, Австралии, Новой Зеландии и Израиля, в службе женщин, в том числе и в боевых частях, уже нет никакой экзотики. Это всего лишь обыденная повседневность.

"Ты, конечно, знаешь, — писала Шуре Зоя Шадурская, — что у нас чистка членов партии непролетарского происхождения. Об одной студентке вуза, комсомолке, мне сказал один ее товарищ: "Лену вычистили". — "Помилуйте, за что? Она же ради партии из дома ушла, она такая преданная!" — "Верно, но они с Николкой обособились. Любовь, говорят. То мы жили все вместе, даже переживания вместе переживали, и все другое тоже вместе, по желанию и по справедливости, а они теперь не коллективно, а только вдвоем. Это же конфликт с коллективом". — "Да что же, разве уж и жениться нельзя?" — "Сейчас? Жениться?! Да вы что!.. Почитайте товарища Коллонтай". Отвечаю со смехом: "Я читала". — "Значит, плохо читали. Почитайте еще раз".

Ни в дневниках, ни в письмах Коллонтай не осталось никакой реакции на смерть Ленина. Только Боди в своих воспоминаниях указал, что однажды, гуляя по Хольменколлену, он спросил у Александры, был ли ленинский сифилис наследственным или благоприобретенным. Покраснев, Коллонтай ответила: "Приобретенным". И уточнила: смерть Инессы Арманд обострила болезнь Ленина, которая и привела его к смерти. И еще она говорила своему французскому другу, что "никаких следов демократии в партии не осталось". И призналась: "Ради этого мы делали революцию? За это боролись? Об этом мечтали?" Коллонтай заявила Боди, что "все ОНИ, — окончательно поверив в порядочность нового друга, сказала ему Коллонтай, — мазаны одним миром. Я для себя решение приняла: отстаивать долговременные, постоянные интересы России, а не интересы политиков, которые там сегодня у власти".