В сентябре вода холодная - Анна Князева

– Вы – моя последняя надежда. Да-да… – Он нервно закивал.

– В чем?

– Кажется, меня подозревают в убийстве Гели.

– Но вы же не убивали?

– Разумеется – нет! – вскрикнул Горский. – Но я знаю, кто убил!

– Неужели? – заинтересовалась Анна.

– Ее любовник Евгений Хаустов.

– Вы знали об их связи?

Едва заметно кивнув, Горский опустил голову.

– Знал и терпел, потому что любил жену.

– Рассказали об этом следователю?

– Рассказал, но по его реакции понял, что старик Хаустов уже занес ему денег.

– Только предположение. Наверняка вы этого знать не можете.

– Ах, бросьте, дорогая! Вы еще молоды, а я достаточно потоптал эту землю.

– От меня чего вы хотите? Ведь я не веду это дело.

– Вас послушают. У Хаустова были основания желать Гелиной смерти. У них случился конфликт из-за денег. Для вас, наверное, не секрет, что они были бизнес-партнерами.

– Не думаю, что это хорошая версия, однако при случае замолвлю за вас словечко.

– Благодарю! – Горский встал, но потом вернулся на место. – Могу ли я быть чем-то полезным?

– Можете, – уверенно заявила Анна. – Расскажите, что связывало Ангелину с Деминым.

– Он не был ее любовником! – мгновенно отреагировал Горский.

– Так что же?

– Юность… студенчество… По крайней мере так говорила Геля.

– Демин учился в радиотехническом?

– Вовсе нет. Валерий Иванович окончил юридический факультет.

Стерхова уточнила:

– В Энске?

– Разумеется. И, насколько я знаю, после окончания пошел в дознаватели, но уже через год получил звание лейтенанта, перевелся в Следственное управление и сделал карьеру. Впоследствии получил должность начальника отдела в Урутине. – Горский воздел палец кверху. – Помяните мое слово, со временем Демин окажется в Москве!

– У него серьезные связи?

– Кто-то по линии жены.

– Кем были его родители?

– Точно не знаю, но, по-моему, весьма состоятельные люди.

– С чего вы решили?

– В студенчестве Гелечка вращалась в обществе так называемой «золотой молодежи». Демин был из них.

– А что скажете про Большакова? – спросила Анна.

– С этим жизнь обошлась не по-доброму, – ответил Савелий Павлович, но, передумав, поправился: – Хотя он сам во всем виноват.

– И в чем же заключалась его вина?

– Сергей Большаков – игрок.

– В карты? – спросила Анна.

– Карты, игровые автоматы, подпольные казино – все что угодно. Но Геля его ценила, считала, что Большаков – преданный человек. Нужно заметить, это качество она ценила в людях прежде всего. И, разумеется, сама была преданной. Неверной, но преданной. – Немного помолчав, он разочарованно добавил: – Хотя, если задуматься, в сущности, что такое физическая измена? Так, ерунда. Это как с дураком в очереди поговорить.

– Или выпить стакан воды, – проронила Анна, вкладывая в эти слова глубинное чувство вины.

– Геля всегда возвращалась ко мне, и я этим дорожил, – резюмировал Горский.

– Так что насчет Большакова?

– Он знал Гелю с юности, но никогда не переступал черты. Последние годы работал у нас водителем.

– Ангелина рассказывала вам про Артема Басова?

– Насколько я знаю, он был ее первой любовью. Иногда она упоминала о нем в разговоре с Хаустовым. Басов трагически погиб, и Геля долго его оплакивала. – Горский взял шляпу и, прощаясь, прижал к груди: – Очень на вас надеюсь.

В десять вечера Стерховой позвонил ее шеф, Юрий Алексеевич Савельев. Задав пару необязательных вопросов, он перешел к делу:

– Сегодня я получил заключение по останкам.

– Та-а-ак… – протянула Анна и резко села в постели.

– В представленных образцах – только Юлины кости.

– А как же детский скелет?!

– Это другое… – Начав говорить, Савельев вдруг замолчал.

– Что значит другое?

– К нам эти кости не имеют отношения. Это чужая девочка.

– Вы уверены?

– Дело не во мне, а в результатах экспертизы. Еще одна информация – скелет относительно свежий, ему от десяти до двенадцати лет.

– Возраст ребенка определили?

– Девочка была немного старше моей племянницы, года на два.

Немного помолчав, Стерхова заговорила, словно оправдываясь:

– Юрий Алексеевич, мы очень тщательно искали, сквозь сито землю просеивали.

Он задумчиво обронил:

– Кажется, ты чего-то не понимаешь. Тани там нет.

– Предполагаете, что она жива?

– Хотелось бы в это верить. – Савельев сказал это так, будто вот-вот заплачет.

– Когда перешлете мне результаты экспертизы? – спросила Анна.

– Распоряжусь, чтобы отправили как можно быстрее. Сканы перешлют в приемную урутинского отдела завтра. Спокойной ночи.

Разговор оставил неприятный осадок, как будто весь этот ужас случился только что, и было невыносимо ждать утра, чтобы найти информацию по скелету ребенка.

Переживая нечеловеческие терзания и вконец обнаглев, Стерхова позвонила Рябцеву:

– Иван Николаевич, мне снова нужна ваша помощь.

– Судя по времени, у вас что-то серьезное. Подождите, я выйду из спальни. – Спустя несколько секунд он разрешил: – Говорите.

– Прошу вас, припомните: лет десять назад возбуждалось дело по факту похищения или убийства ребенка?

– Лена Голованова, пяти лет. Пропала с игровой площадки в своем дворе. Позже выяснилось, что ее увел сосед по подъезду.

– Убил?

– Убил, но обойдусь без деталей. Этого дерьма нахлебался еще тогда. После убийства положил ее в сумку и вывез в лес.

– Как установили?

– При обыске в квартире обнаружили платье девочки.

– Признался?

– Куда бы он делся… Но место захоронения так и не вспомнил. Раз пять выезжали в лес, и все впустую. А почему вы об этом спрашиваете?

– Тот скелет, что нашли в лесу… Это не дочь Савельева.

– Да что вы говорите?! Тогда это точно Голованова! – Он сбавил тон. – Легко проверить, мать жива.

– А нам придется снова искать… – усталым голосом проронила Анна.

– Искать нужно в разных направлениях. Я бы на вашем месте проверил всех усыновителей. Девочка, возможно, жива. В начале двухтысячных выправить документы на ребенка было обычным делом. Как правило, это делали через детдома, я с таким сталкивался.