Краткая история Германии - Хаген Шульце

В данном вопросе проявились в первую очередь интересы руководства рейхсвера и интересы Гитлера, который был в достаточной степени реалистом, чтобы увидеть, что рейхсвер как инструмент власти был для него полезнее, чем СА. Гитлер начинал опасаться тщеславия и революционного подстрекательства начальника штаба СА Эрнста Рема. Так случилось, что рейхсвер участвовал в устранении и подавлении СА в рамках так называемого путча Рема 30 июня 1934 г. и тем самым стал соучастником убийств, жертвами которых пали многие противники Гитлера. То, что рейхсвер оставался спокойным, когда убивали его генералов Шлейхера и Бредова, сделало руководителей рейхсвера сообщниками неправового государства. После волны убийств специалист по государственному праву Карл Шмитт употребил формулировку: «Фюрер защищает право». Тем самым произвол диктатора был возведен в степень высшего закона.

Но речь шла не только о том, чтобы овладеть инструментами государства. Тоталитарная диктатура укрепляется лишь тогда, когда овладевает сознанием людей. Деятели в сфере духовной культуры: либералы, демократы, социалисты — преследовались, и если не исчезали в концлагерях, то принуждались к эмиграции. Их книги публично сжигались, картины, музыка клеймились как «ненемецкие» и «дегенеративные». С сентября 1933 г. культурная жизнь Германии управлялась министром пропаганды Йозефом Геббельсом через вновь созданную Имперскую палату культуры и была поставлена на службу национал-социалистическому государству, хотя до начала войны продолжали существовать резервации для «неподходящих» писателей и художников.

Стремление к «духовности» шло еще дальше. Из университетов увольняли неугодных профессоров и доцентов, зачастую заставляли эмигрировать. Однако немало их коллег поспешили положить к ногам коричневых властителей учебные заведения, когда-то далекие от государства. Аналогичная ситуация складывалась и в церкви. В евангелической церкви ширилось движение «немецких христиан», ориентированных на идеологию народности и принцип фюрерства. Против них на Бармском синоде в мае 1934 г. сформировалась так называемая «исповедальная церковь», которая, несмотря на государственные притеснения и аресты ее членов, противостояла национал-социализму. Новый режим вызывал симпатии среди католического духовенства, прежде всего после заключения 20 июля 1933 г. имперского конкордата; но и здесь, в особенности когда стали известны национал-социалистические планы относительно эвтаназии[63], ширилось сопротивление, достигшее кульминации в папской энциклике «С крайней озабоченностью» от 1937 г.

Там, где было недостаточно «духовности», применялся государственный террор, который ассоциировался с именами Генриха Гиммлера, Рейнхарда Гейдриха и знаком СС — небольшого элитного национал-социалистического формирования, ставшего в Третьем рейхе полицейской властью и тем самым превратившегося во всесильный инструмент террора, «чисток» и воспитания. От центрального здания с его административными помещениями и подвалами для пыток, главной квартирой гестапо и верховного управления имперской безопасности на берлинской улице Принц-Альбрехтштрассе государственная сеть СС тянулась к полицейским властям, к мрачному миру концлагерей, к воинским частям, находившимся в распоряжении СС, к «главному управлению по делам расы и поселений», призванному осуществлять гитлеровскую расовую доктрину. Отсюда велась борьба против врагов режима — политических и идеологических, а также расовых, что означало прежде всего борьбу против евреев.

Дуалистическая манихейская[64] расовая доктрина национал-социализма нуждалась в качестве антипода «святости» и «лучезарного арийства» в социальной группе, которая вследствие объективной принадлежности к определенной расе олицетворяла бы все злое, плохое и извращенное. Согласно особой традиции, насчитывавшей в Европе уже тысячу лет, отыскать исполнителя на роль сатаны и аутсайдера было нетрудно: эта роль отводилась евреям. Однако последовательного долговременного планирования преследования евреев не было: оно зависело от внешне- и внутриполитических обстоятельств, но всегда отвечало к конечным идеологическим целям режима. Террористические и пропагандистские акции партии «снизу» — от инсценированного Геббельсом бойкота евреев 1 апреля 1933 г. до «имперской хрустальной ночи» 9 ноября 1938 г. — сменились государственно узаконенными мероприятиями «сверху». К ним относился «Закон о восстановлении профессионального чиновничества», по которому подлежали увольнению чиновники-евреи; затем последовал «Закон об обороне» от 21 мая 1935 г., исключавший евреев из «почетной службы немецкому народу». По «Нюрнбергским законам» от 15 сентября 1935 г, обладание политическими правами и должностями ставилось в зависимость от доказательства «арийского происхождения». Немецкие евреи окончательно стали людьми второго сорта, лишились гражданских прав, заключение браков между евреями и неевреями запрещалось. По этим законам основы правового государства извращались и деформировались. Притеснение и дискриминация немецких евреев получили юридическую базу.

Таблица немецких рас.

Плакат, 1935 г.

Преследование и насилие были одной стороной режима, а другой — совращение, ослепление и обольщение. Едва ли существовали социальные группы, чьи политические интересы и коллективные надежды национал-социализм не поддерживал бы и не подпитывал. На рабочий класс оказало большое впечатление предоставление работы (например, строительство автобанов), снижение уровня безработицы, улучшение социальных показателей на предприятиях и массовые акции под девизом «сила через радость». Ремесленники и мелкие торговцы выигрывали от увеличения налогообложения ненавистных им универмагов и от ужесточения практики выдачи разрешений на открытие мастерских, крестьяне — от протекционистских пошлин на сельхозпродукцию и повышения внутренних цен на сельскохозяйственные товары, промышленники — от прекращения участия рабочих в управлении предприятиями, от отсутствия конфликтов из-за тарифов и роста госзаказов, прежде всего в военной промышленности. Так же дела обстояли и в отношении других профессий, сословий и организаций: в какой-то мере выиграл почти каждый соотечественник — член народного сообщества, причем не только материально, но, что еще важнее, морально.