Почему мы ошибаемся? Ловушки мышления в действии - Джозеф Халлинан

Чем объясняется такая разница? Конечно же, не тем, что абсолютно у всех гроссмейстеров до одного память лучше, чем у других шахматистов. Исследователи определили это совершенно точно, потому что позже обе группы игроков протестировали повторно. На этот раз фигуры на досках были расставлены в случайном порядке, абсолютно бессмысленном с точки зрения шахматиста. И в этом случае гроссмейстеры запоминали расположение не лучше, чем просто очень хорошие игроки. Иными словами, великие мастера обладали превосходной памятью только в том случае, если запоминаемое имело для них смысл, то есть когда картина представляла собой часть модели, входящей в огромную библиотеку их разума, и тут же ими распознавалась.

Распознавание моделей – важнейший критерий истинного опыта; именно благодаря этой способности эксперты предсказывают события и быстро на них реагируют.

Зачастую библиотека моделей экспертов столь обширна, что они способны создавать в своих головах воображаемые модели будущего развития событий и быстро – почти мгновенно – выявлять возникающие проблемы. Шахматисты высочайшего класса, например, умеют играть с завязанными глазами, и качество их игры при этом снижается очень незначительно. А отличные пианисты способны на слух фиксировать ошибки в партитуре, автоматически внося поправки в соответствии с жанром исполняемого музыкального произведения.

Более семидесяти лет назад ныне покойный профессор Калифорнийского университета в Беркли Эдвард Толмен провел ряд экспериментов. Толмен считался непревзойденным авторитетом в своей области: он был отцом-основателем экспериментального изучения когнитивной деятельности животных. В частности, его интересовало, что происходит в голове животного. Ему недостаточно было знать, что в определенных обстоятельствах животное выбирает ту или иную реакцию, он хотел понять, почему оно это делает. А поскольку спросить об этом невозможно, Толмен разработал ряд экспериментов, чтобы попытаться ответить на мучивший его вопрос.

В ходе одного эксперимента профессор выпускал крыс в специальный лабиринт, в котором имелся только один, хоть и извилистый, путь к кормушке. Более прямой маршрут сократил бы подопытным время до получения пищи, но такого пути в лабиринте не было. Крысам давалось по пять попыток. Потом Толмен повторял эксперимент, на этот раз изменив лабиринт. Еда осталась на прежнем месте, но первоначальный путь к ней блокировался. Теперь от центральной площадки, словно спицы от втулки, отходили несколько дорожек. И одна из них прямиком вела к вожделенной еде. Исследователь хотел узнать, выберут ли крысы кратчайший путь.

В целом ответ оказался положительным. Из восемнадцати доступных альтернатив более трети грызунов выбирали прямой путь гораздо чаще, чем любой другой. Судя по всему, животные видели лабиринт точно так же, как гроссмейстер шахматную доску, то есть создавали мысленную модель ситуации, с которой столкнулись, и определяли оптимальный курс из множества возможных вариантов. Сам Толмен назвал это «когнитивной картой» ситуации, и в эту «карту» входили различные объекты, вознаграждения и пути, к ним ведущие.

То же самое делают и люди. Действительно, по сути, большую часть жизни мы только тем и занимаемся, что ищем кратчайшие пути к «сыру». Но как нам это удается? Большинство из нас не специалисты в этом деле. В нашем распоряжении нет огромной библиотеки знаний. Мы не практикуемся в этом многие тысячи часов. Нас даже не назовешь особенно глубокими мыслителями. Так каким же образом мы ежедневно решаем тысячу и одну задачу? Дело в том, что мы создаем собственные когнитивные карты, хоть и не настолько четко организованные и структурированные, как у экспертов. Наши карты несколько бессистемны – они меньше похожи на карты и атласы, выпущенные хорошим издательством, а больше напоминают рисунок на салфетке, сделанный после нескольких стаканчиков алкоголя.

Приподнять завесу над этой тайной помог Стив Мак-Коннелл, консультант по программному обеспечению из Бельвью. Когда Стив учился в седьмом классе, учитель рисования предложил ученикам своеобразную сделку: каждый, кто будет беспрекословно выполнять его указания, получит по предмету не меньше четверки – независимо от художественных талантов. Учитель, сильный мужчина, в прошлом морской пехотинец, напоминал классу об этом предложении не реже раза в неделю. Однако, к немалому удивлению Стива, большинство одноклассников не послушались учителя, лишившись возможности получить хорошую отметку даром. По его словам, судя по качеству их работ, неповиновение было вызвано отнюдь не отличным от учительского художественным видением. Они, вспоминал Мак-Коннелл, «просто чувствовали, что должны поступить по-своему».

В том-то все и дело. Мы обычно предпочитаем поступать «по-своему». Согласно результатам психологических исследований, очень мало кто любит читать инструкции; многое из того, что мы все же читаем, либо игнорируется, либо остается непонятым. Например, в ходе одного исследования двадцати четырем взрослым требовалось подсоединить обычную бытовую электрическую вилку. Только десять человек потрудились заглянуть в инструкцию. И из этой десятки семеро сделали это лишь для того, чтобы проверить цветовую маркировку электрических проводов; вся остальная информация осталась без внимания. Неудивительно, что большинство испытуемых тест не прошли. Из двадцати четырех взрослых всего пятеро подключили вилку правильно.

Из двадцати четырех человек, которых попросили подключить электрическую вилку, только пятеро сделали это правильно. Большинство даже не потрудилось заглянуть в инструкцию.

Причем мы зачастую игнорируем даже чрезвычайно важные инструкции. Так, ученые провели исследование, в рамках которого участникам предложили представить себя в роли присяжных; они должны были запомнить инструкции судьи. Результаты разочаровали всех: испытуемые вспомнили всего 12 процентов из того, что говорил судья.

Вместо того чтобы слушать знающих людей, мы часто предпочитаем продираться сквозь заросли самостоятельно. Как отмечают авторы теста с электрической вилкой, «судя по всему, даже при решении довольно незнакомых и непривычных задач люди стараются не размышлять, а действовать».

Одна из моих любимых иллюстраций этого феномена – травматизм при использовании пневматического молотка. В приспособлениях для забивания гвоздей – часто не в дерево, а в человеческую плоть – обычно используются выбросы сжатого воздуха. По данным американского Центра по контролю и профилактике заболеваемости в США, ежегодно такими пистолетами калечатся около тридцати семи тысяч человек, причем травмируя при этом разные части тела. Хотя, конечно, чаще всего гвоздь вгоняют в руку или палец. Однако, бывало, люди промахивались и сильнее. Один человек, например, пробил себе гвоздем сонную артерию. Другой, подросток, выстрелил из пневмопистолета прямо себе в сердце. А еще один пятидесятилетний стрелок гвоздями попал себе в голову, и не один, а целых два раза! Потом он явился в пункт скорой помощи с жалобой на острую головную боль. Врачи, сделав ему рентген головы, с немалым изумлением обнаружили на снимке два гвоздя. (Спешу вас успокоить, все три жертвы, к счастью, были спасены и успешно вылечены.)