Шиза - Алексей Мальцев

Говоря это, я поймал себя на мысли, что фактически нарушаю все законы деонтологии и врачебной этики, раскрывая наши карты перед майором. Выходило, что Одинцову я доверял больше, чем коллегам. Услышали бы они меня в этот момент…

– То есть вам необходима эффектная провокация, основанная на сходстве матери и дочери?

– Да, для того чтобы добиться полного сходства, следует слегка состарить Яну и чуть изменить цвет глаз, контактные линзы соответствующие подобрать.

– Считаете, наш маньяк девушку не знает в лицо?

– По моим данным, если он ее и видел, то в подростковом возрасте. Вряд ли она тогда была копией матери. Думаю, Лекарь не имеет никакого понятия об их сходстве. Если правильно выбрать момент, загримировать девушку…

В эту минуту в кармане майора запиликал сотовый. Он записал на салфетке то, что ему сообщили, и подвинул написанное мне.

Хотя там не было диагноза, все равно я испытал огромное облегчение: бывшая супруга как минимум была жива и работала в краевой офтальмологической клинике. Твердо решив после ресторана с ней созвониться, я продолжил:

– Подобного перевоплощения он никак не ожидает.

– Что ж, идея мне нравится, – резюмировал майор, отправляя в рот очередную порцию салата. – Для него это фактически будет оживший труп, которому он лично размозжил череп.

– Именно. Объяснить мгновенно подобное перевоплощение сложно. Он себя должен выдать как-то. Это будет конкретное доказательство его вменяемости.

Какое-то время мы ели молча. Майор жевал медленно, о чем-то размышляя. Покончив с салатом, он сказал:

– Распределим сферы деятельности. Вы работаете с девушкой, готовите ее морально. Она еще не знает, что ей предстоит сыграть решающую роль в изобличении убийцы своей матери. А с моей стороны – все, что касается ее полного сходства с убитой. Гримеры, визажисты и так далее. По рукам?

Утирая салфеткой губы, я кивнул.

– Виктор Васильевич, если не возражаете, еще одна просьба, – почти взмолился я, доставая из кармана ту самую выпускную фотографию, которую сегодня показывал Лекарю. – Это выпускной класс нашего маньяка, вот он, вот Кира Синайская…

– Да, – закивал майор, – эта фотография у нас есть, я даже допрашивал некоторых выпускников.

– Меня очень интересует, что это за девушка, – я указал на ту, которая была похожа на Валентину Завьялову. – Она играет какую-то роль в жизни Лекаря, но какую – пока неизвестно. У них что-то было, она наверняка знает что-то такое про Бережка, о чем другие даже не догадываются. Вроде бы ее зовут Мария, но не уверен.

Майор записал все в блокнот, с которым, насколько я понял, никогда не расставался.

Город жил своей жизнью. На Сибирской асфальтировали проезжую часть, движение было перекрыто. В результате этого на других улицах, параллельных Сибирской, образовались пробки. Оно и понятно: нагрузка возросла.

Если улицы принять за кровеносные сосуды города и попробовать провести параллель с человеческим организмом, то сразу же налицо разительные отличия. Когда просвет одного из сосудов перекрывается тромбом, к примеру, другие, конечно, пытаются взять на себя его нагрузку, но дело почти всегда заканчивается инфарктом той или иной ткани, клетки которой не получили вовремя нужной порции кислорода.

Поэтому ремонтировать улицы человеческого организма следует по-другому, а именно – с помощью профилактики. То есть избегая образования тромбов. Что, конечно, не всегда получается. Это так, сноска.

Перебирая одну за другой в голове подобные мысли, я пытался в час пик проехать к клинике глазных болезней, чтобы воочию убедиться в том, что бывшая супруга жива и здорова. До обеда, значит, ходил по церквям, а после обеда – по клиникам. Спрашивается, когда при этом доктор Корнилов работать успевает?

Проблема парковки в центре Перми – притча во языцех. Но когда это висит в виде строчки на Яндексе – одно, а когда ты за рулем и пытаешься приткнуть свое «корыто» куда-нибудь, чтобы оно не мешало остальным, – совершенно другое.

Слава богу, додумался взять с собой белый халат и колпак. Купив в аптечном ларьке бахилы, мигом превратился в одного из работников клиники и вошел в кабинку лифта.

Выйдя из лифта на седьмом этаже, сразу же услышал ее голос. Бывает же такое! Сразу же!

Не надо стучать в разные двери, извиняться, объяснять. Вышел из лифта – и готово.

Никогда бы не подумал, что буду счастлив от того, что его слышу. И это – десять лет спустя после развода. Однако это так!

– Берем обе катаракты во вторую операционную, глаукома подождет… Какая отслойка, она только что после лазера!.. Не может быть!

Голос двигался по коридору, а я стоял и боялся выйти этому голосу навстречу. Сомнений не оставалось: это Эльвира, Элька, господи… Держись, доктор, обратной дороги нет все равно.

Помнишь, как кружил ее на руках в день свадьбы? Как балдел от ее волос, и не только…

Я зажмурился и сделал шаг. На пол посыпались какие-то бумаги, истории, еще что-то, раздался вздох… Первое впечатление у меня было такое, что я обознался. Передо мной стояла незнакомая толстая врачиха в очках и с трубкой сотового, прижатой пухлой щекой к плечу.

– Что застыл, столбняка у нас в отделении нет, помогай, раз натворил делов! – прозвучало в приказном тоне. – Это я не тебе, успокойся.

Последняя фраза, насколько я понял, предназначалась собеседнику на том конце провода, с которым до этого шла речь о катаракте, глаукоме и отслойке сетчатки.

Может ли человек так измениться за десять лет? Пусть не за десять, пусть за восемь – я набросил пару лет на короткие встречи на кладбище, когда видел супругу стройной. Сейчас в ней без труда угадывался центнер. Может, что-то эндокринное и Лекарь прав?

Так я рассуждал, собирая на полу рассыпанные истории.

– Удивлен? – спросила она, когда мы сидели спустя пять минут с ней в тесной ординаторской и пили зеленый чай вприкуску с бутербродами. – Не тушуйся, говори прямо, мне не привыкать, ты никогда не умел врать. Удивлен?

– Есть немного, – признался я. – Скрывать не буду.

– Зато ведущий офтальмохирург клиники, – подчеркнула она. – В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Вот я и пожертвовала… внешним видом. Так вышло. Сейчас бы назад отмотать, да…

– В принципе, можно еще наверстать упущенное.

– Честно? Не знаю, как, – призналась она, помрачнев. – Когда несколько часов выстоишь на операции, такой аппетит появляется – жуть. Голодная я ничего делать не могу, я не человек, понимаешь, пустое место! Не забывай, что надвигается климакс, а после него нашего брата знаешь как раздувает? С ужасом смотрю в будущее.

– Вообще, как со здоровьем, Эль?

– Ты пришел, чтобы поинтересоваться моим здоровьем? – удивленно взглянула она поверх очков. – Это что-то новенькое. Впрочем, чему я удивляюсь, прошло десять лет.