Долой возраст, к чёрту дом! - Тим Бауэршмидт

В воздухе витало такое напряжение, какого мы не чувствовали уже давно, словно все вокруг готовилось к переходу в иной мир. Как-то мы отправились с Нэн по делам в город, и я удивилась, заметив, что листья уже начали менять цвет. Больше всего мне запомнился один молодой дуб на парковке продовольственного магазина: его ярко-красные листья были огромными, даже больше головы Нормы. «Я просто обязана сорвать несколько листьев и отнести их Норме», – подумала я, решив сделать это на обратном пути к машине. Но, пока я стояла в очереди, мне позвонила медсестра, и я, забрав покупки с ленты конвейера, уехала, совершенно забыв о дубовых листьях.

Я чувствовала себя так, будто кто-то постоянно переключает каналы в моей голове. Мне стало сложнее запоминать вещи и четко выражать свои мысли, как будто внутри поселился туман, который вовсе не собирался рассеиваться. Нэн заботилась и о своей маме, и о своей свекрови, и я спросила ее, смогу ли я когда-нибудь соображать так же, как раньше. «Да, – уверила она меня, – это временное явление».

За последние несколько недель я практически не смотрелась в зеркало. Когда я случайно увидела свое отражение, я заметила, что волосы у меня растрепаны, под глазами появились мешки, которых не было раньше, а морщин стало больше. Все это в очередной раз напоминало мне о том, что я все-таки уже никогда не стану прежней.

* * *

Мы привыкли к ненормированному распорядку дня: когда обе ноги Нормы отказали одна за другой и вставать ей стало крайне сложно, по ночам мы часто не спали, помогая ей менять памперсы, справляться с болью или принимать снотворное. Она практически перестала говорить.

Ритуалы, которые мы проделывали перед сном, стали все более нежными. Мы с Тимом, держась за руки, сидели рядышком на кровати Нормы и под покровом ночи говорили все, что было у нас на сердце. Теперь Нэн и Стив тоже принимали участие в наших ритуалах: они играли старые мелодии и колыбельные на гавайских гитарах, и мы пели все вместе. Норма все еще помнила свои любимые песни и подпевала нам слабым голосом. Однажды вечером, когда наши друзья спросили, хочет ли Норма, чтобы они спели и сыграли для нее, Тим, вежливо поблагодарив их, ответил: «Не сегодня. Думаю, она устала».

В тот вечер мы с Тимом присели к Норме на кровать и тихонько поблагодарили ее за то, каким замечательным человеком она была. Мы сказали, что ее следующее путешествие будет не менее поразительным, чем то, в котором нам посчастливилось побывать всем вместе. Мы напомнили ей, что год назад, уезжая из Мичигана, она не знала, как все обернется, но тем не менее доверилась судьбе. «Мы надеемся, что ты также не испугаешься и своего следующего путешествия в неизвестность», – мягко сказала я Норме, погружавшейся в сон.

С помощью капельницы мы аккуратно ввели ей обезболивающее. Обычно после этой процедуры она тут же засыпала, поэтому мы пожелали ей спокойной ночи, сказали, что любим ее, и на всякий случай попрощались. Между нами не осталось недосказанности. Мы попросили ее представить себе, как она взлетает в небеса на «Мистере-2» или парит на воздушном шаре. Одна из этих идей ей явно понравилась, потому что она едва заметно улыбнулась и задремала. Перед тем как выйти из комнаты, Тим открыл окно, чтобы ангелы могли прийти и забрать ее прекрасную душу в следующее грандиозное путешествие.

Мы с Тимом устроились в передней части фургона и включили телевизор, пытаясь отвлечься. Примерно через час Тим услышал, как его мама что-то неразборчиво кричала.

«Мам? – выкрикнул он, мигом подлетев к ее кровати. – Что-то нужно, мам?»

Мы пытались понять, что она хочет сказать, но это нам не удавалось, поскольку она уже не могла управлять ни ртом, ни голосовыми связками. Не желая сделать ей больно, я сказала: «Прости, Норма, но я не понимаю, что ты говоришь, не могла бы ты повторить?» Мы осознавали всю серьезность происходящего, волнуясь о том, что она хочет сказать нам что-то важное. Ее проблемы с речью привели нас в смятение. С каждым вопросом ситуация лишь ухудшалась.

Внезапно меня осенило: юмор всегда был частью наших отношений. Когда мы не понимали, что происходит, мы всегда находили способ посмеяться над этим. «Всякое бывает, верно?» – я перестала говорить серьезно, но в моем голосе звучала уверенность. «Я знаю, чего ты хочешь!» – подытожила я. В усталых глазах Нормы читалось: «Боже мой, надеюсь, это правда. Я так устала от этих бессмысленных игр».

«Ты хочешь, чтобы я тебе СПЕЛА!» – засмеялась я.

К моему полнейшему удивлению, Норма закивала головой. «Серьезно?!» Она снова кивнула.

И я начала петь. Я пела, пела и пела, исполнив с десяток песен. Я пела старые мелодии, слова которых она знала и еще пару дней назад могла подпевать. Я спела «Когда ступают святые» и «Сюзанну», «Боевой гимн Республики» и «Весь мир в его руках».

Когда я почувствовала, что с нее хватит моего исполнения (частенько я не попадала в ноты), я спросила ее: «Достаточно?»

Она снова затрясла головой, но на этот раз отрицательно. «Мне продолжать, Норма?»

И она закивала в знак одобрения. Удивившись, я переспросила ее, но ответ остался неизменным.

И я продолжила петь. Я спела «Велосипед для двоих» и «С горы ты разнеси весть». А затем я исполнила одну из наших самых любимых мелодий «Мой маленький свет». Наконец, Норма заснула. Так я пела ей перед сном еще три дня. На четвертый день она выпила свой последний глоток «эликсира Стейси».

Тим

Еще в самом начале нашего путешествия мы с Рейми поняли, что зимой мама не сможет отправиться с нами в полюбившуюся нам Южную Нижнюю Калифорнию. Ей было бы сложно приспособиться к отсутствию удобств и жить среди людей другой культуры. Вместо этого мы провели три чудесных месяца в солнечной Флориде.

Однако ранней весной, во время поездки по Восточному побережью, мама сказала, что в следующий раз хотела бы отправиться с нами в Мексику. Возможно, на нее повлияла встреча с нашими друзьями из Нижней Калифорнии, а может, китовые акулы в Атланте, которых ей захотелось увидеть в их естественной среде обитания. Или, может, наши слова о том, что мы считаем Нижнюю Калифорнию своим домом, пробудили в ней интерес. Зная, что мама будет чувствовать себя некомфортно на нашем традиционном месте обитания прямо посреди пляжа, я заранее снял небольшой домик около Посада Консепсьон. В нем были все самые необходимые удобства: вода, туалет и электричество на двенадцать часов в день, подаваемое небольшим дизельным генератором. Всех этих земных благ маме было бы достаточно, чтобы не испытывать дискомфорта. Мы также забрали ее паспорт, когда останавливались в Преск-Айл в июле.

Тщательно все спланировав, я с нетерпением ждал момента, когда мама пойдет с нами на пляж. Я мечтал о том, чтобы прокатить ее на одной из наших досок. Я понимал, что в силу своего возраста она не сможет встать на нее, но я воображал, как моя хрупкая мама лежит на широкой доске и отдыхает, болтая ногами в воде. Вот она покачивается на кристально чистых волнах залива Консепсьон, а ее лицо озаряет улыбка. Позже я бы приготовил ей свою фирменную маргариту, добавив ликер Дамиана вместо Трипл-сек, и мы бы подняли тост за наше путешествие. Мы бы сидели на крыльце до самого захода солнца и наслаждались обычными моментами этой необычной жизни.