Несовместимость - Илана Л

А меня начало трясти. Какие н..уй гости? Сегодня я был у отца на кладбище, ему, если бы не авария, исполнилось пятьдесят пять лет, мать посидела за это время. Сегодня снова плакала, знал, что несколько дней прийти в себя не сможет. А жена закатила пир на весь мир!

– Тебе же плохо было? – с сарказмом бросил я и поднялся с кресла.

– А мне и сейчас плохо, – развернулась и с грохотом поставила бутылку на туалетный столик. Ну да, лучшая защита – это нападение. – Но я пригласила их давно. Некрасиво отменять.

– Кого "их"? – не меняя тона спросил её.

– Друзей.

– Какие друзья, Аня? У моего отца сегодня день рождения! Я был на кладбище...

– Ром, – она быстро подошла, положила руки мне на плечи, я сбросил иx, – я всё понимаю, но его нет четыре года...

– Это мой отец, – заорал я, окончательно понимая, что Аня не тот человек, который в состоянии понять другого, – в тебе есть хоть что-то святое? Или все твои побрякушки мозг съели?

Выражение её лица изменилось. Жена сделала шаг назад, поджала губы. Поняла, что творит, но от задуманного отступать была не намерена.

– Ром, – обиженно пропела она.

– Что, Рома? – во мне всё бурлило. Сука, и где только были мои глаза? – Никаких гулянок. Не хочу никого видеть!

Хотел дотянуться рукой до бутылки, но Аня, уловив мой порыв, преградила мне путь, оперлась спиной o туалетный столик. Вытянула вперед руку.

– Не надо, – кратко бросила она.

Я отвернулся от нее. Прижал кулак ко рту. Тело трясло, но не от холода, а от раздражения и негодования. Главное, сдержаться. Беременным нужен покой.

– Аня, я просто тебя прошу, пока не поздно, обзвони всех и отмени, – напряженно попросил ее.

Да, черт, я ее просил! А что мне еще оставалось делать? Ей категорически запрещено нервничать, и я просто обязан обеспечить этот покой.

Ответа я не дождался, рванул балконную дверь на себя. Ночной шум с улицы ворвался в комнату.

– Ромочка, прости. Я просто давно их позвала...– меня скрутило от ее заискивающего тона, в котором нет ни капли жалости и сострадания.

– Аня, нет. Сегодня не подходящий день! – четко, твердо, безапелляционно громко заявил я.

– Нет, нет, нет. Ты что? Скоро все будут. Рома, это совсем не вариант, – зачастила она.

Я развернулся. Аня испугано смотрела на меня. На голове волосы дыбом становились от всей этой ханжеской ситуации.

– Я сказал – нет! – и силой захлопнул балконную дверь.

Жена дернулась. Дотронулась рукой до моего запястья.

– Рома, так нельзя. Я идиоткой буду выглядеть в их глазах.

– Аня, до тебя туго доходит? – возмущение нарастало. Я спрятал руки в карманы брюк.

Аня с мольбой продолжала смотреть на меня.

– Хорошо, хочешь видеть своих друзей? Пожалуйста. Но без меня. Я ухожу.

Я хотел выйти. Но Аня сильно затрясла головой. А потом задышала. Сильно, громко. И всё это вылилось в плач.

– Не кричи на меня! – произнесла жена, немного придя в себя. – Ты никогда не думаешь обо мне. Проклятый эгоист! Сижу в четырех стенах, вечно одна, никому не нужная.

– Аня, прекрати, – скривился. Так уже все это осточертело. И кто бы говорил об эгоизме.

Жена вытерла слёзы, сложила кисти рук вместе.

– Твои подчиненные тебя видят больше, чем я, –  продолжала всхлипывать она, ‒ мне хочется внимания, нежности, заботы. А в итоге что я имею? Ничего. – Развела руки в стороны.

"Нельзя срываться" – уговаривал себя. "Эта истерика пройдет. Уже ни раз проходили."  Взяв бутылку, cнова сделал глоток янтарной жидкости.

Жена скривилась, сморщила нос, но ничего не сказала. Мне не хотелось напиваться, знал, что алкоголь поможет в первые сутки, а потом только станет хуже. Но сегодня горячительное было мне очень необходимым. Хотел прочистить мозги, заставить тело расслабиться из-за жуткого беспросветного эмоционального болота.

Аня заходила по комнате, положив одну руку на талию, а второй поглаживая уже большой живот.

– Тебя ничего не интересует, Рома. Только твой ребёнок и работа. Я чувствую себя хуже инкубатора.

В очередной раз хотел её поправить. Ребенок не мой, а НАШ. Но не стал.

– Аня....

– Для меня друзья, как глоток свежего воздуха, – слёзы текли из её глаз, жалостливо смотрела. – А сейчас ты меня бросаешь. Одну. Здесь. Я так больше не могу.

Как ей это удавалось? Простые слова врываются в сознание, переворачивают мозг, и я снова чувствую за собой вину. А я ведь говорил, что возвращаюсь только ради ребёнка. И не давал никаких гарантий нашему браку. Аня послушно кивала, соглашалась. А что теперь?

– Хорошо, – я тяжело выдохнул, сделал еще глоток и поставил бутылку на стол, – если тебе так нужны друзья....

Ей снова это удалось. Слёзы беременной женщины для меня были невыносимы. Дурацкое чувство вины. Отчасти, от недостатка внимания все и выливалось в истерики. Чёрт, но не мог я ей дать большего. Может быть, потом. Но не сейчас.

Понимал, что просто таким способом Аня давит на меня, играет, хочет сделать по-своему. Но смотреть на её слёзы было тяжело.

– Ты останешься со мной? Не уйдешь? – с надеждой провела пальцами по моему подбородку.

Я отвернулся от неё, облокотился руками об стену. Покачал головой.

– Спасибо, – Аня бросилась ко мне, крепко обняла спину. Щекой прижалась к рубашке. От чего она сразу промокла от её соленых слёз.

– Не за что, – попытался отстранить жену, но Аня крепко обняла мой торс, не давая шелохнуться.

Каждый из нас плохо усваивал уроки. Одни и те же грабли с периодичностью в пару дней. Я давал слабину, а она этим пользовалась.

– Анечка....Простите... – мы одновременно дернулись, развернулись на звук.  Домработница стояла в дверях и переминалась с ноги на ногу, – не знала, что вы заняты, – смущенно произнесла женщина.

Аня мельком взглянула на меня, отвернулась, незаметно вытерла остатки слёз на щеках.

– А, ничего страшного, – бросила она, – пойдемте, – не взглянув на меня, взяла женщину под локоть. – Вы уже взбили крем, как я хотела? – Анин голос начал теряться в недрах квартиры.

Фальшивое затишье позволило лишь на небольшое мгновение