Под сенью короны - Ярослав Коваль

Я подогнул колено и захлестнул ремень с замком вокруг него — пристёгиваться как положено времени не было. Парировал наручем удар его меча, неверный и ослабленный. У меня преимущество, я к нему лицом и намного подвижнее. И бить можно, не стесняясь. Всё равно он сейчас умрёт, раз уж Аштия дала добро на расправу.

В отсутствии рамок, поставленных приказом, я вдруг почувствовал себя по-настоящему свободным, ликующим этой свободой существом. Правда, какая уж тут свобода. Но возможность вломить, защищая свою жизнь, и не сдерживаться при этом — уже облегчение. Следующий выпад снова пришлось отбивать запястьем, на этот раз с подвывертом, потому что Аллех полоснул посильнее, и такой удар уже способен был расколоть наручь.

Рука сама выдернула из-за пояса нож. Нож против меча — хиловато, но не в нашей ситуации. Аллех был вынужден сечь за спину, ремни не позволяли нормально развернуться. При следующем взмахе я подцепил ножом гарду и выдернул меч из его рук. Металл блеснул оттенками заката, метнувшись в пустоту.

И мы сцепились врукопашную.

Нож я выронил — Аллех умел вести себя с противником, замахивающимся ножом. Руки у него оказались жёсткие, хватка — как колодки. Я вырвался, но он снова вцепился. Что уж тут, ему ведь тоже жить хочется. И шансов, как представляется, у него побольше. Он-то ведь пристёгнут, а я так…

— Твою мать, — простонал я, перехватывая своего противника за загривок.

На минуту мы застыли, тягаясь силой, глаза в глаза. Я видел дикий желтоватый блеск его зрачков, прожилки и краски заката, переливающиеся на белках. В его глазах было столько жизни, сколько я давно уже не видел в чужом взгляде. Даже во взгляде собственной жены. Она, казалось, всегда боялась показать мне что-то лишнее, сдерживалась, уходила в себя. А здесь была ярость, пыл, бешенство, но не из тех, которые порождает гнев, а просто страсть. Страсть к бытию.

В этот миг мы, кажется, даже ощутили сродство. Я видел, он всё понимает. И слова Аштии в свой адрес из моей памяти будто целиком забрал, снял копию, сфотографировал. И, пожалуй, именно в этот момент моя ненависть к Аллеху умерла. Как бы там ни было, мы просто играли на разных сторонах поля, и к своему проигрышу бывший офицер Генштаба отнёсся так, что это вызывало уважение. Пусть не к самому человеку, но хотя бы к его позиции.

Мы пыхтели, пытаясь заломать друг друга, а ящер тем временем нёсся вперёд сквозь стремительно гаснущий закат. Собственно, до полной темноты оставались сущие мгновения, но сейчас секунды тянулись дольше, чем иной раз приходилось терпеть минуты. И каждый миг был спором с вечностью за ошмёток жизни. Но Аллех едва ли успел это оценить.

Я подумал так в тот момент, когда левая рука на миг освободилась, прошлась по замочкам ремней. Рванул на себя противника, и тот, потеряв равновесие, перекосился, заскользил и в следующий миг оказался беззащитен перед моим напором. Свободным коленом я добавил инерции начавшемуся движению его тела и стряхнул врага, сам едва не уехал туда же, следом за ним. Меня удержал ремень, больно перетянувший ногу.

Ещё сколько-то мгновений он жёстко цеплялся за луку седла, а потом пропал в ночной бездне, схлопнувшейся, как створки устрицы. Закат канул в темноту, будто камень, брошенный в торфяную воду. Здесь всегда так. Господи, как я соскучился по белым ночам… Расцепив ремень вокруг колена, я перебрался на то место, где до меня сидел Аллех. Выдернул из-за сапога ещё один нож и приложил лезвие к горлу вершника.

— Ты жить хочешь? — не придумал ничего более умного, и не успел пожалеть о сказанном, потому что меня, видимо, сразу поняли.

— Разумеется, — крикнул тот, но звук снесло, и я услышал его едва-едва. — Я готов сдаться.

— Поворачивай в Вальгрев. За меня сторонники покойного Атейлера много не дадут. А я тебя отпущу на все четыре, как только высадишь меня близ замка. Понял?

— Понял.

В темноте вспыхивали колеблющие, крохотные, как звёзды, огоньки, они пропадали и снова светили. Я похлопал вершника по плечу и показал в эту сторону — он снова понял без пояснений, и ящер пошёл в рассеянное облако огненных мух, пропадающих и снова появляющихся. Эти искорки оказались магическими факелами, которые несли бойцы, собравшиеся обратно в группу, едва землю укрыла ночь. Кто из врагов сумел уйти, тому повезло (может быть, временно, может быть, до первой, невидимой в темноте горы или высокого дерева, однако ж пока повезло). Остальных перебили, как смогли.

Если бы не факелы, отыскать обратный путь или хотя бы «общество» соратников было бы нелегко. Офицер, опознавший меня даже в темноте, поспешил отрапортовать как положено. Чуть позже от него я услышал, что на волю просочились лишь два ящера, у остальных экипажи уничтожили подчистую. Эти сбежавшие не составляли для нас проблемы, приказ ведь, по сути, был выполнен. Аллех мёртв. Конечно, утром для верности надо будет поискать тело. Но упасть с такой высоты и выжить — нереально.

Вальгрев выступил из темноты в венце пламени — насколько же красиво, просто глаз не оторвать! Свет заливал замок от нижнего кольца стен и до шпиля донжона. Тут-то без проблем можно сориентироваться, понять, где ты и кто рядом, найти место приземлить ящера.

— Командир обещал, — произнёс, обернувшись, вершник.

— Да, помню. Приземляйся перед воротами. И можешь идти куда хочешь.

Он вздрогнул плечами, будто в благодарность. Может, действительно с благодарностью. У парня, может быть, другого шанса и не будет. Весь поток ящеров рванул за моим — наверное, со стороны это выглядело круче, чем пролёт авиации на параде… А может, я перебираю. Приземляться я не любил намного сильнее, чем стартовать — к горлу подкатывало по-настоящему. Потемнело перед глазами, а когда рассеялось, пресмыкающееся уже уверенно стояло лапами на земле.

— Всё нормально. — Я отмахнулся от своих сопровождающих, явно кинувшихся выяснять, что за подстава, и кому бить морду. — Нормально. Всё по плану. Иди, парень. Я его отпускаю. Кто меня в замок довезёт?

— Госпожа Солор велела господину Серту немедленно явиться для доклада.

— Понял.

Вершника, готового управлять моим средством передвижения, отыскали очень быстро. Через несколько минут я уже поднимался по мраморной лестнице, великолепной в своей сдержанной роскоши. Старая лестница, заслуженная, сразу видно, что мрамор здесь положили никак не меньше, чем сто лет назад. Интерьеры тоже восхищали. Видимо, прежние владельцы Вальгрева приложили немало усилий, чтоб сделать своё семейное гнёздышко уютным и завидным, а последний постарался отлакировать до совершенства.

Всюду были следы боя, и, хоть никто не громил интерьеры целенаправленно, в схватке есть дела и поважнее, чем следить, не раскокал ли ты зеркало, не своротил ли комод, не поцарапал ли резную дубовую панель. Да, изрядно придётся приложить усилий, чтоб привести тут всё в порядок. Хотя бы просто вещи поднять с пола. Проходя по галерее, я рефлекторно нагнулся, чтоб поднять с затоптанного ковра что-то лёгкое и воздушное. Я не я, если это не женская шмотка. Повертев в пальцах шёлковый предмет одежды, кинул его в одно из кресел, лежавших на боку у стены.