Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доподлинно знаю, что там они даже лучше.
Маркантонио начинает есть своего лосося. Потом качает головой:
– Ладно, но, во всяком случае, мне здесь лучше.
Его детские капризы мне смешны.
– Хорошо, хорошо, оставайся здесь.
– Нет, ну правда… А тем более теперь, когда «Футура» развивается, как дура. Видишь, даже рифмуется!
– Тебе бы все шутить.
– Но ведь так и есть: вы становитесь сильнее, я знаю. Если бы у меня не было контракта с обязательством работать исключительно на компанию «Итальянское радио и телевидение», где меня держат издательским консультантом по всей графической продукции, то я бы с удовольствием поработал с вами.
– Мне тоже было бы приятно.
Теперь он ест с куда большим аппетитом. Потом вытирает рот салфеткой.
– Если серьезно, то на «Итальянском радио и телевидении» о «Футуре» отзываются прекрасно. Вы разместили несколько программ, и все они идут с большим успехом.
– Да, нам повезло.
– Не скромничай. Рано или поздно вы выйдете на уровень «Эндемола» или «Магнолии», если не больше.
– Ну, это только мечты! Для этого нам придется столько всего сделать!
– Да, но не спеша. Ничего, у вас все получится. Я скоро зайду к вам в офис. Ренци меня пригласил.
– Серьезно? Мне он ничего не сказал.
– Я его об этом попросил. Сказал ему, что сегодня обедаю с тобой и все тебе сам расскажу, даже вот это…
– Что именно?
– Сейчас скажу.
Я отпиваю воды и начинаю слушать. Мне любопытно.
– На днях через одного высокопоставленного политика – того самого, который меня устроил…
– Ты мне никогда об этом не говорил.
– Мы с тобой еще не были такими близкими друзьями.
– Неправда.
– Ну, значит, я тебе не доверял!
– Еще хуже!
– Эй, ты будешь меня слушать или нет?
– Рассказывай.
– Так о чем я говорил? Ах, да: мне звонит этот политик и просит встретиться с одним человеком. Я, разумеется, соглашаюсь. Ко мне приходит женщина, профессионал, с портфолио, в котором множество отличных работ, действительно отличных! И вот я думаю: она хорошо одета, на ней драгоценности, она автор прекрасных работ. Так почему она хочет работать художницей на «Итальянском радио и телевидении» и быть у меня в подчинении? Это не очень престижная работа и не та, что приносит хороший доход.
Внезапно я цепенею и инстинктивно настораживаюсь. А потом думаю, что Маркантонио – друг, и мне нечего бояться. Так что я расслабляюсь и решаю слушать дальше:
– Продолжай…
– Так вот, показав мне свое портфолио, она начинает задавать мне вопросы, но очень уверенно – то, чего обычно человек, надеющийся получить работу, никогда не делает на собеседовании. Во всяком случае, он не так спокоен. Зато она была совершенно невозмутима. – Маркантонио делает небольшую паузу, а потом продолжает: – И знаешь почему? Потому что на деле, я думаю, эту женщину работа совсем не интересует. Вопросы, которые она мне задавала, касались передачи, которую я делал с тобой там, на ТДВ, и всех тех передряг. А потом она еще кое о чем полюбопытствовала. И смотри, какая случайность: все эти вопросы непременно имели отношение к тебе. Мне кажется, эта женщина напросилась на встречу только для того, чтобы больше узнать о тебе… – Маркантонио вынимает из кармана пиджака визитку и кладет ее передо мной.
– Вот, смотри, как ее зовут, – говорит он.
Я смотрю на эту белую визитку. Надпись: «ГРАФИЧЕСКИЙ ДИЗАЙНЕР», а над ней – ее имя.
– «Фабриция Джервази». Ты ее знаешь, правда? Учти, что, предположив, что ты можешь ее знать, и что, может, между вами что-то было, я не позволил себе ни единой шуточки, ни одного намека, ни одного комментария. Хотя она и очень красивая женщина… Видишь, какой я тебе друг!
– Я бы тебя не побил, не бойся.
– Но я же не приставал к ней не из-за этого! – Маркантонио смеется. – Так ты ее знаешь или нет, эту Фабрицию Джервази?
– Знаю.
– Хорошо?
– Очень хорошо.
– Как я знаю Пришиллу?
– Так я не знаю, в каком смысле ты знаешь Пришиллу.
– Черт… Ну и ответ. Значит, это что-то важное. Так вот почему…
– Что?
– В какой-то момент она перестала осторожничать и спросила меня: «А это правда, что он собирается жениться?»
– А ты?
– Я ей ответил.
Маркантонио смотрит на меня, улыбаясь. Он насмешливо хмурится и медленно отпивает еще один глоток франчакорты. Он нарочно держит меня в нетерпении, но я пытаюсь взять себя в руки. И не выдерживаю.
– Ну и? И что, черт побери, ты ей сказал?
– Правду. Сказал: «Я только знаю, что он еще не женат…»
Я брожу по городу. Почему именно сейчас? Почему именно она? Я мог встретить новую девушку, заинтересоваться ей, а потом понять, что она мне не подходит. С Баби все не так. Словно внезапно вспомнилось все, что с нами было, все то многое, что я будто бы забыл, почти вычеркнул из памяти, но вот, пожалуйста, – оно тут. И ее тело, и ее смех, который мне так нравился, и вечера, которые мы проводили вместе, и то, как мы занимались любовью в машине или у нее дома, подогретые мыслью о том, что с минуты на минуту могут прийти ее родители, как это однажды произошло, и меня едва не застали на месте преступления… Это кажется таким странным – то, что она вернулась в мою жизнь именно сейчас, после шести лет полного молчания, будто догадавшись, что я собираюсь жениться, будто узнав, что это ее последняя возможность возобновить наши отношения. Но так ли это? Есть ли в моей жизни место для нее? И чего она хочет? Что она на самом деле хочет понять? Она казалась мне такой простой, когда я с ней познакомился, но со временем я понял, что и ее терзает какое-то странное беспокойство, что ее безмятежность – только видимость. Особенно это было заметно, когда мы занимались любовью. Но довольно скоро Баби вошла во вкус, и, освободившись от первоначальных страхов, стала импульсивной, ненасытной и, когда наслаждалась, любила демонстрировать все свое удовольствие – безграничное и бесстыдное. Она была как река, вышедшая из берегов, – совсем не похожая на ту Баби, с которой я познакомился. Однажды она сказала: «У меня так никогда не будет ни с кем другим; уверена, что такого наслаждения, как с тобой, я уже не испытаю никогда». Мы были у меня. Паоло в тот вечер не возвращался, и мы, обнявшись, молчали, хотя у меня внутри, я это чувствовал, все кричало. Как она могла подумать, что может быть кто-то другой, хотя бы предположить… И тем не менее она уже говорила о чем-то таком, что произойдет. Но потом мне хватило лишь нескольких ее нежных прикосновений, и мы опять занялись любовью. Она села на меня, крепко прижав мои руки к кровати всем своим весом, как будто хотела быть главной. Мне это безумно нравилось; я чувствовал, что никогда и никому не принадлежал так, как ей сейчас. Она проникала мне в душу. И теперь, стоит мне подумать, что она могла заниматься этим с кем-то другим, я выхожу из себя. Не могу об этом думать. Не хочу. Но мой разум словно уносит течением. И вот внезапно я ее снова вижу, отлично вижу. Такое ощущение, что это было только вчера, в один из тех многочисленных дней. Она раздевается, идет впереди меня, оборачивается, зная, что я на нее смотрю, снимает лифчик и улыбается, ощущая себя желанной. Потом снимает и трусики. Я околдован ее наготой, которую она мне демонстрирует. Ошеломленный, я сижу, дышу ее очарованием, упиваюсь ее взглядом, ее бесстыдством. Мое желание нарастает, и я совершенно не могу этому помешать. Но внезапно все меняется, и я вижу с ней другого мужчину. Вижу, как он ее трогает, ласкает, проникает в нее, поворачивает, переворачивает, заставляет ее себя целовать, касается ее волос, кладет ей на грудь свою голову. Все это приводит меня в ярость, разрывает мне сердце, раскалывает голову, убивает меня, изнуряет, разрушает. Меня переполняет боль, зрение затуманивается, но внезапно что-то привлекает мое внимание, я прихожу в чувство и мгновенно понимаю, что веду машину и почти теряю управление на повороте. Мне удается удержать ее от падения, слышу, как визжат шины: машина задела дорожное ограждение. Я даже не замечал, на какой скорости еду, но теперь сбавляю ее. Мое сердце бьется медленней, я дышу спокойней. Я на Фламиниевой дороге, и мне кажется почти естественным ехать дальше, нырнуть в тоннель и оказаться у цели. Я едва проехал пятнадцатый километр автострады. Выхожу из машины. Иду, вспоминая дорогу. Вот, в конце аллеи, если повернуть за угол перед мраморным сооружением с синеватыми стеклами, находится могила моей матери. Как же давно я не приходил к ней! Мне так нужно с ней поговорить. Но надо немного успокоиться, чтобы попытаться услышать голос, увидеть свет, выход. Завернув за угол, вижу, что на кладбище почти никого нет. Только пожилая женщина, поправляющая цветы, и чуть дальше, среди других надгробных плит, – всего один мужчина. Однако чем ближе я подхожу, тем больше мне кажется, что он стоит прямо перед могилой моей матери. Когда я уже в нескольких шагах, сомнений у меня больше нет: да, он перед ее могилой. И тогда он оборачивается. Наши взгляды встречаются. Мне кажется, я его уже видел. Он продолжает на меня смотреть, потом внезапно выражение его лица меняется, словно, узнав меня, он испугался и потому собирается уйти.