Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

– Значит, таков твой план. Поступить с ним точно так же, как он поступил с тобой, – сказала Кассиопея, потрясенная жестокостью его слов. – Прости, но мне это кажется неправильным.

– План всегда был таковым.

Кассиопея отошла от Хун-Каме, потирая левую руку. Боль расползлась.

– Боги могут и не сражаться на мечах, но они такие же мелочные, как люди, – произнесла она.

– Не нужно меня упрекать. Я долго ждал мести и собираюсь ею насладиться.

– Ненужная жестокость.

– Может, будет лучше, если я ударю его по его пальцам линейкой, как думаешь? – спросил он. – Что, потвоему, я должен сделать?

– Не знаю, – призналась Кассиопея. Она понятия не имела, как боги разбираются между собой, но ей не понравилось обезглавливание Уай Чиво, пусть он потом и предстал перед ними в виде облака. И еще меньше ей хотелось увидеть обезглавливание брата Хун-Каме.

Бог сел в кресло, обитое ярко-желтой тканью. Он казался злым двадцатилетним мальчишкой. Кассиопея покачала головой и села напротив.

– Ты никогда не рассказывал, каким твой брат был до вашей ссоры, – сказала она.

– Что?

– Вы же не всегда ненавидели друг друга.

Он нахмурился.

– Мы разные стороны одного и того же. Луна не может презирать свою невидимую сторону и поэтому для нас невозможно вечно ненавидеть друг друга.

Кассиопея подумала про Мартина. Всегда ли Мартин ненавидел ее? Ненавидела ли она его в действительности? Тот жаркий гнев, что она испытывала в Уукумиле, немного подостыл за время путешествия.

– Мой брат хотел большего, – сказал Хун-Каме. – В вечности есть свои казусы. Я старший из нас двоих, Правитель ночи. Он стал сомневаться во мне, говорить, когда не следовало, не оказывал мне должного почтения. Так появилась неприязнь. Это не то же самое, что ненависть.

– Вы не говорили об этом?

Хун-Каме фыркнул, и она снова вспомнила Мартина. Разве не этого хотел Мартин? Чтобы она проявляла должное почтение, молчала? Дома неприязнь к нему копилась и росла, отравляя ее изнутри. Не значит ли это, что у нее с Вукуб-Каме много общего?

– Что? – нахмурившись, спросил Хун-Каме.

Кассиопея посмотрела на него и подумала, что он спас ее от разрушительных чувств. Не специально, да, но он увез ее подальше от Уукумиле, от Мартина и всех остальных. А Вукуб-Каме был обречен вечно оставаться в Шибальбе, рядом с братом, окутанный молчаливой яростью.

– Может, ему было больно видеть, что последнее слово всегда за тобой, что ему приходится подчиняться всем твоим приказам…

– Хочешь сказать, что он правильно поступил со мной? – спросил Хун-Каме, вставая с кресла и показывая на повязку, прячущую пустую глазницу.

– Нет, это было неправильно. Но я чувствую, что ты был жесток. Что то, кто ты сейчас, – не отражение того, кем ты был.

– Только дурак ждет нежности от могилы.

– Не нежности. Но… не знаю, доброты. Возможно, поскольку я сама умираю, я не хочу, чтобы умирали другие. Я хочу, чтобы всё вокруг жило.

Это была правда. Девушка слышала снаружи крики чаек, шум волн, бьющихся о скалы, вдыхала чистый воздух, и ей становилось легче. Жизнь вокруг продлевала и ее собственную жизнь.

Хун-Каме взглянул на нее холодными глазами, было видно, что он не изменил своего мнения, и все же выражение его лица смягчилось.

– Я говорил тебе, что произнесенные слова обретают силу, но, кажется, ты сама не осознаешь магию, которую вплетаешь в каждое свое слово.

Кассиопея тоже встала и медленно покачала головой. Хун-Каме находился так близко, что она могла бы прижать пальцы к его груди. Это он шагнул к ней?

– Я становлюсь другим, когда мы вместе. Добрее… я хочу быть добрее, – Хун-Каме выглядел смущенным. – Был ли я жесток? Видишь ли, я – бог, и с таким же успехом ты можешь спросить реку, нежна ли она на своем пути, или не причиняет ли боль земле град, когда бьет по ней. Иногда я даже не могу вспомнить о всех своих делах.

Глядя на его лицо, никто бы не сказал, что это лицо существа, прожившего под землей многие века. Что это лицо властителя. Нет. Он выглядел растерянным. Даже красота его, такая яркая, сейчас стала мягче.

– Вот она, твоя магия… – сказал он.

А Кассиопея в это время думала о том, что он видит Шибальбу. Шибальба манила его. Не было смысла класть руку на его грудь.

– Мой брат попробует обмануть нас, – тон Хун-Каме изменился. – Он сыграет на нашей слабости. Мы не должны позволить ему выиграть. Не верь его обещаниям, он вор, обманщик и лжец. Оставайся рядом со мной, неважно, угрожает он или льстит.

Кассиопея кивнула и сделала шаг назад.

В Терра Бланка были все удобства, которые только можно пожелать. Парикмахерская, спа, бассейн и множество магазинов, которые предлагали меховые накидки, парфюм, трубки, изделия из стекла, журналы и книги… На аутентичные японские кимоно, французские шелка, твидовые пиджаки и вышитые блузки можно было потратить невообразимые суммы. Идея состояла в том, чтобы гостю не приходилось покидать территорию комплекса. Весь мир был представлен в Терра Бланка.

Мартин никогда не жил в такой роскоши и поэтому чувствовал себя неуверенно, ожидая, когда же Кассиопея выйдет из магазина. Когда она наконец появилась с парой больших пакетов, он испытал облегчение.

– Позволь помочь тебе, – он протянул руку.

Вместо этого Кассиопея замерла и настороженно посмотрела на него.

– Ты ведь идешь к себе?

– Собираюсь в парикмахерскую, – сухо ответила она. – Тебе какое дело?

– Хочу переговорить с тобой. Пожалуйста.

Кажется, такая идея ей не понравилась, но девушка кивнула, и они отошли в сторону от двери магазина.

– Ну и что ты хочешь сказать?

– У меня для тебя письмо, – сказал Мартин, передавая листок.

Кассиопея взяла листок и развернула. Это было письмо от матери. Девушка нахмурилась.

– Ты подговорил ее? – спросила она, дочитав.

– Нет. Я отправил телеграмму дедушке, чтобы сообщить, как дела, и твоя мама решила написать письмо. Она волнуется за тебя. Она считает, что ты сбежала с каким-то мужчиной и что дедушка послал меня на твои поиски.

– Я должна почувствовать свою вину?

Письмо и правда было незапланированным, но Мартин надеялся, что оно сможет сыграть ему на руку. Он пожал плечами, но понял, что добился желаемого успеха. Кассиопея выглядела обеспокоенной.

– Если бы ты чувствовала себя виноватой, то послушалась бы меня еще в Мехико.

– Ну да. Прости, мне не хочется продолжать этот разговор.