Дороги хаджа - Самид Агаев

– Как это умно придумано, – поразился Егорка.

– Ну, и ряд других различий, не столь существенных, чтобы о них подробно рассказывать. Да, еще мы не признаем догмат о непогрешимости римского папы.

– Батю-то почто обидели? – поинтересовался Егор.

– Никто не обижал, просто он никак не отреагировал, когда крестоносцы захватили Константинополь, и наш патриарх был вынужден бежать оттуда.

– Я так понимаю, что с этого все и началось, – сказал Егор. – Патриарх оскорбился, и… – Егор замолчал.

– Что и? – Не дождавшись продолжения, монах оторвался от трапезы и посмотрел на товарища.

Тот со странным выражением на лице провожал взглядом конный отряд.

– И произошел раскол, – закончил Егор.

Он бросил монету и поднялся.

– Я бы сказал, что этим все и закончилось. Куда, ведь я еще не доел, – воскликнул Фома.

Но Егор, не обращая на него внимания, быстро пошел, так широко шагая, что Фома вынужден, был бежать за ним мелкой трусцой, поддерживая рясу, задыхаясь и жалуясь:

– Ну что ты делаешь, куда ты несешься, я же токмо, что поел. Нельзя же давать такую встряску организму после обеда. Да стой ты, нехристь, черт нерусский.

Отряд, который преследовал Егор, остановился у ворот какого-то дома. Ворота открылись, и вся кавалькада въехала во двор.

– Что в этом доме находится? – спросил Егор у запыхавшегося монаха.

– Больница, наверное – тяжело дыша, сказал Фома. – Не видишь разве болящий с крестом в изголовье и светильником в ногах над воротами. Что ты сюда прибежал, оглашенный?

– Как чего, может, я полечиться хочу. Здесь же, наверное, всех лечат. А почему это ты меня нерусским обозвал? А?

– Да потому что ты некрещеный.

– Значит, по-твоему, если человек живет на Руси, но при этом не христианин – значит он нерусский.

– Конечно.

Егор сложил кулак в огромный кукиш и сунул его миссионеру под нос.

– А это видел? Вы можете себе новую веру, хоть каждый год принимать, – это ваше личное дело, но название народа не присваивайте. Понял? Хоть в бесов человек верит. Но если живет на Руси, значит, он наш, русский. Понял?

Монах уворачивался от кукиша, но тот везде его настигал его.

– И вообще, – разжав наконец руку, сказал Егор, – что ты за мной побежал. Ты уже в Иерусалиме. Мы стоим перед храмом, который тебе был нужен. Иди, выполняй свою миссию, ищи настоятеля, проси придел для православной церкви.

– Я же выпил, – виновато сказал Фома, – не могу же я идти в храм в таком состоянии. Неудобно.

– А бегать за мной и обзывать меня нерусским тебе удобно?

– Ладно, извини, просто так хорошо сидели, выпивали, закусывали и вдруг, бросай все и беги, очертя голову. Весь обед насмарку. Вон меня уже подташнивает.

– Ничего, авось, не вытошнит, – бросил Егор.

Он отошел к противоположному дому и сел возле него на корточки, на манер азербайджанской шпаны. Монах, недолго думая, последовал его примеру.

– Чего мы ждем? – наконец не выдержав долгого молчания, спросил Фома.

В этот момент двери в воротах госпиталя открылись и появились четверо крестоносцев, двое спереди, двое сзади. Они конвоировали человека, который со связанными руками шел в центре. Дождавшись, пока они пройдут, Егорка поднялся и пошел за ними. Фома тяжело вздохнул, встал и поплелся следом. Ему было как-то нехорошо. Он никак не мог понять почему, вследствие ли вина или обильной пищи, или неурочной пробежки? Ему хотелось прилечь где-нибудь в тенистом месте и вздремнуть немного. Подумав об этом, он почувствовал, как наваливается на него сонливость, но события развернулись таким образом, что он вмиг забыл о недомогании и дремотных мыслях.

Али, конвоируемый четырьмя капелланами шел по узким улочкам Иерусалима с любопытством поглядывая по сторонам. Священный город христиан был почитаем и мусульманами. Здесь брала начало религия Христа, признаваемого пророком в исламе. Здесь находилась мечеть, построенная по приказу третьего праведного халифа Омара. Когда Омар после двухлетней осады взял Иерусалим, патриарх Сафроний пригласил халифа и всю его свиту в храм гроба Господня. И показал самые сокровенные христианские святыни – камень помазания и Голгофу. В честь халифа отслужили молебен. Сафроний и халифу предложил помолиться, но тот отказался. Выйдя из храма, он поднял камень под ногами и бросил его вверх. Там, где он упал, возвели деревянную мечеть. После этого патриарх передал ключи от храма халифу. Омар разрешил, и даже настоял на том, чтобы все бежавшие христиане вернулись на свои земли.

Война за обладание этим городом шла вторую сотню лет. Иерусалим несколько раз переходил из рук в руки, и каждый раз улицы заливались кровью, осажденные мусульмане и христиане поочередно вырезали друг друга. Когда в 1099 г. Крестоносцы взяли священный город, они захватили все мусульманские и православные святыни. Сразу же после кровавой бойни, во время которой они изрубили 35 тысяч мусульман, православных и иудеев, рыцари-католики вошли в храм и как ни в чем не бывало стали молиться.

– А где находится храм Христа? – спросил Али у капеллана.

– На что тебе храм Христа?

– Интересно, мы почитаем его, как пророка.

– Иди, иди, – буркнул капеллан, – пока я тебе пикой по башке не огрел. Интересно ему. Он Бог, а не пророк. Али хотел возразить, что одно другого не исключает, но не успел.

В ближайшем переулке Егорка, ускорив шаг, поравнялся с замыкавшими процессию конвоирами, раскинув руки, ухватил капелланов за загривки и, сдвинув, столкнул их головами с такой силой, что шлемы их издали подобие набатного звона. Оба повалились оземь. Идущие впереди успели оглянуться, но не успели изготовиться. Некий русобородый человек налетел, размахивая кулаками, и вывел из строя еще одного крестоносца. Четвертый успел обнажить свой меч. Он сделал несколько выпадов, от которых Егор успешно увернулся и поднял трофейное копье. Отбил следующий выпад, затем еще один. Следующим взмахом крестоносец снес наконечник у копья. В руках у Егорки осталось древко, и далее он больше уворачивался, чем отбивал удары меча. Неизвестно чем бы это закончилось, если бы Фома, наблюдавший с ужасом за происходящим, не перекрестился, произнеся: «Прости меня, Господи, бо, не ведаю, что творю». Он нанес удар кулаком сбоку в голову ретивого крестоносца, свалив его замертво. После этого Егорка, схватив арестанта за локоть, крикнув «бежим», побежал, увлекая его за собой.

– Нет, вы это видели, – возмущенно обратился Фома к редким зрителям, прижавшимся к стене, – они «бежим», а – я?

После этого он рванул за ними прытью, какую трудно было ожидать от его тучного тела. Фома догнал их не сразу, но из виду не потерял, и бежал уже не так быстро, опасаясь таки лишиться съеденного ужина. В следующем переулке он к ужасу своему обнаружил за собой погоню. Тогда припустил со всех ног. Обогнал Егорку и второго, который безропотно бежал, подчиняясь воле ведущего. Следующий переулок вывел на базарную площадь, где было так много народа, что преследователи потеряли их из виду. Но, вскоре выяснилось, что госпитальеры обладают отличной военной организацией. В короткое время базарная площадь была оцеплена. Поняв это, все трое вбежали в приоткрывшуюся дверь одного из домов, выходящего своим фасадом на площадь. Старик, который открыл дверь, едва успел отскочить, иначе его бы сбили с ног. Хозяин дома обругал их на незнакомом языке. Ни Фома, ни Егорка не поняли, ни одного слова, но, судя по интонации, он требовал покинуть двор. Старику ответил человек, которого Егорка отбил у крестоносцев. Он обратился к владельцу дома на таком же гортанном языке. Из всех слов Фома разобрал только слово Аллах. Но после этого человек сразу замолчал. Выражение его лица изменилось, и он бросился запирать дверь.