Дороги хаджа - Самид Агаев

Командор. – Вы догнали нас уже без нее. А на следующий день она напала на нас. Это похоже на заговор.

Раймонд. – Она предложила отбить своего спутника. Но я отказался, и она оставила меня.

Командор. – Хорошо, допустим. Но вы знали о том, что она собирается силой отбить своего спутника?

Раймонд. – Это было предположение. Я не думал, что она сумеет его воплотить в жизнь. Она слабая женщина.

Командор. – Вы ошиблись, она это осуществила, погибли наши люди. Вы обязаны были поставить меня в известность.

Раймонд. – Донос не красит рыцаря. Я предпочел участвовать в защите от ее предполагаемого нападения.

Командор: – Не знаю, чего в этом больше, благородства или предательства, во всяком случае, все это выглядит неубедительно. Если бы вы не доказали в бою свою правоту, у меня не было бы сомнений в вашем предательстве. Сейчас я в затруднении. Пусть вашу участь также решит король. Вы находитесь под арестом, не покидайте расположение лагеря. Впрочем, за вами будут присматривать. Идите.

Рыцарь кивнул и отошел в сторону. Он направился к Ладе, которая встретила его насмешливым взглядом и следующими словами:

– Вы еще осмеливаетесь подходить ко мне. Мало того, что вы отказались мне помочь. Но вы еще и сражались против меня. И кто вы после этого?

– Ваш верный слуга, – ответил рыцарь, – прошу простить меня, госпожа. Я не мог поступить иначе. Моя честь не позволила мне. Но я счастлив видеть вас живой и невредимой. И по-прежнему готов отдать жизнь за вас.

– Ладно, я вас прощаю, – сказала Лада, – я не злопамятная. Что еще вы хотите мне сказать?

– Я люблю вас. Я написал песню и посвятил ее вам.

Лада не успела ничего ответить. К ним подъехал капеллан со словами:

– Сударь, командор запрещает вам разговаривать с пленниками.

Раймонд поклонился Ладе и отъехал в сторону.

– Ты слышал, что он сказал, – обратилась Лада к Али.

– Я не слушаю чужие разговоры, – ответил Али.

– Он сказал, что любит меня.

– Он мог бы этого и не говорить, и так видно, – заметил Али.

– Разве, а я и не замечала. Мне, конечно, все равно. Но приятно. Он написал песню обо мне.

– Любопытно.

– Так интересно. Обо мне еще никто не писал песен.

– Песни пишет, любит тебя, да и человек хороший. Чем не пара.

– Любить то, любит, – с неожиданной грустью сказала Лада, – да не тот, что надо. Как у нас в деревне говорили «человек-то мил, да мне другой мил».

– Кажется, у вас еще говорят – стерпится, слюбится. Все впереди.

– Чего это я терпеть должна. Да и не ровня он мне.

– Как это?

– Я была женой правителя Азербайджана. Что же я теперь, за простого рыцаря пойду.

– Должен тебе напомнить, что до правителя Азербайджана, ты еще была простой сельчанкой.

– Это не моя вина – рассердилась Лада, – а тебе не стоит напоминать мне о том, о чем я давно забыла.

– Прости, – сказал Али, – слово за слово, само вырвалось. Логика разговора. Просто возникло в твоих словах противоречие, и я из любви к ясности поспешил устранить его, не подумав, что тебе будет неприятно.

– А если, это была отговорка? – спросила Лада.

– Тогда это меняет дело, – согласился Али. – Однако, справедливости ради должен заметить, что он дворянин. Такой же дворянин, как и король, которого принято считать первым среди равных. Его выбирают из дворян.

– Ты хочешь сказать, что Раймонд может стать королем?

– Это вряд ли.

– Но ты же сам сказал, что выбирают.

– Выбирают, но один раз и надолго. А затем они передают власть своему потомству. И длится это довольно долго. Столетия.

– Но это же несправедливо! – воскликнула Лада. – Один раз выбирают самого достойного, а затем просто передают власть своим детям, а дети могут быть не такими достойными. Надо каждый раз выбирать.

– Совершенно верно, но, увы, сев на трон, они стараются уже не выпускать его из-под седалища. Более того, когда кто-либо более сильный, умный или хитрый забирает у них власть, его обвиняют в узурпаторстве.

– Жаль.

– Почему жаль, ты же все равно не хочешь Раймонда, какая разница.

– Ну, мало ли, как жизнь повернется, – уклончиво ответила Лада.

– Ты лучше расскажи, как тебе удалось организовать это нападение. Я восхищен. Это было впечатляюще

Лада вздохнула:

– Чему тут восхищаться, если я потерпела неудачу. И во всем виноват этот рыцарь. Если бы он не отвел нас в этот караван-сарай, мы бы не попали в эту передрягу.

– На крестоносцев мы могли наткнуться в любом месте, – сказал Али. – Будем справедливы, он здесь ни причем. И то, что он отказался участвовать в нападении на своих, характеризует его с лучшей стороны.

На следующий день они прибыли в Иерусалим. Здесь пленников разделили. Лада попросила разрешения привести себя в порядок с дальней дороги, и командор позволил ей это. Ибо красота вызывает к себе особое отношение. Ее оставили в госпитале на некоторое время, отвели комнату. Али под стражей отправили в другой дом, принадлежащий ордену иоаннитов.

На момент появления наших героев в священном городе королем Иерусалима был Конрад, сын Фридрих II от Изабеллы, наследницы Иерусалимского королевства. Фридрих II принял крест в 1215 г на своем короновании в Ахене. Но из года в год откладывал исполнение своего крестоносного обета. После поражения под Дамиеттой, Жан де Бриенн, муж королевы Иерусалима, приехал к Папе, чтобы убедить его и христианских государей в необходимости единого командования. Ибо разгром под Дамиеттой был следствием самодурства папского легата Пелагия, не считавшегося с баронами. Гонорий III понял, что сможет этим заинтересовать Фридриха II. Он предложил ему жениться на наследнице Иерусалимского королевства Изабелле, дочери Жана де Бриенна, и Фридрих II сразу согласился. В брак вступили через поверенного, четырнадцатилетняя принцесса и император. Очень скоро Фридрих II в нарушение соглашения дал понять своему тестю, регенту своей королевы-дочери, что он отныне берет себе корону Иерусалимского королевства. Летом 1227 года, когда Фридрих собирался выступить в крестовый поход из Бриндизи. В местах скопления масс народа вспыхнула эпидемия лихорадки, люди стали умирать тысячами. Многие вернулись по своим домам. Фридрих, тем не менее, посадил на корабли до сорока тысяч крестоносцев, но его самого сразила болезнь, и он был вынужден отменить выступление. 29 сентября 1227 года папа Григорий IХ с кафедры отлучил короля Фридриха от Церкви. В окружном послании, извещавшем весь христианский мир об отлучении императора, говорилось о том, что он умышленно довел крестоносцев до голода и заразы под Бриндизи, чтобы не допустить похода. Что он не крестоносец, а разбойник и слуга Магомета, которого истинный сын Церкви не должен слушаться. В апреле 1228 года умерла Изабелла, супруга императора, но, несмотря на эту уважительную причину в июне он, сопровождаемый проклятьями папы сел на корабль и отплыл из Бриндизи. Когда он выступил в крестовый поход, ситуация в Палестине была такова, что будучи отлученным от церкви, он не мог рассчитывать на помощь тамплиеров и госпитальеров. Но дружеские отношения с мусульманским миром позволили Фридриху все же выйти из затруднительного положения. Он отправил султану Малику ал-Камилю посольство с подарками, и нимало не смущаясь, предложил сдать Иерусалим добровольно. Султан в свою очередь прислал подарки, но от ответа уклонился. Тогда Фридрих, продолжая вести переговоры и обмениваться подарками стал укреплять Яффу, как плацдарм для войны за Иерусалим. Спустя полгода начавшиеся переговоры завершились подписанием договора в Яффе в 1229 г. Перемирие было заключено на десять лет. По договору христианам отходил Иерусалим, Вифлеем, Назарет и поселения на пути из Назарета в Птолемиаду. Кроме той части, где находилась мечеть Омара, там жили мусульмане. Также, чтобы гарантировать паломникам свободный проход в эти святые города, султан уступал транспортный коридор со стоянками в Лидде, Рамле и Эммаусе; и было наконец оговорено, что в возвращенном франкам Иерусалиме мусульмане сохраняют за собой мечеть Омара и мечеть Аль-Акса, куда могут свободно приходить на службу. Таким образом, без всяких сражений были обретены три наиболее почитаемых христианами города. Христиане в ответ освободили Дамиетту, город в устье Нила. Дипломатическим успехам Фридриха II обрадовались не все. Патриарх Иерусалимский Герольд, иоанниты и тамплиеры отнеслись к этому с крайним раздражением. Когда император в 1229 году вступил в Иерусалим и в храме Гроба Господня возложил на себя корону, извещая всех о радостном событии, то патриарх наложил интердикт на богослужение в святых местах, пока в городе находится отлученный император. В одном из посланий к духовенству и всей пастве папа Григорий IX писал: