Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

— Может, вы вспомните нас как-нибудь? — поинтересовалась хозяйка борделя, и в ее мудрых глазах появился озорной блеск.

Ничего не ответив, цыган снял вуаль и накидку и передал их хозяйке. Затем поднес ее руку к губам и запечатлел на тыльной стороне ладони поцелуй — благородный поцелуй, которым рыцарь может приветствовать даму. Все выжидающе посмотрели на Лине.

Она не знала, что сказать. Еще никогда ей не приходилось разговаривать с проституткой. Бог свидетель — до того, как она встретила цыгана, она не обменялась и сотней слов с простолюдинами, за исключением ее собственных слуг. Но хотя их присутствие чрезвычайно смущало ее, она все-таки поняла, какую услугу они только что ей оказали. Она выпрямилась и, глядя женщине прямо в глаза, прошептала:

— Примите мою благодарность.

Женщина слабо улыбнулась, словно понимая, чего стоило Лине произнести это, и они откланялись.

Дункан не скрывал своей радости — шлюхи сломали барьер в сознании Лине, который не удавалось преодолеть ему.

Пока они шагали через заросли мягкого клевера и рощицы величественных вязов по извилистой дороге, которая иногда превращалась в едва заметную тропинку, Лине размышляла о случившемся.

— Она оказалась… доброй.

— Кто?

— Эта… проститутка.

Дункан ухмыльнулся:

— Да, вы правы.

— Я не верю, что они — бич Божий.

Потом она нахмурилась и негромко спросила:

— Как вы полагаете, Гарольд еще жив?

Дункан ответил ей с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал:

— Без сомнения, Сомбра специально его удерживает. Но не бойтесь — я найду его, даже если придется вывернуть весь мир наизнанку.

После этих слов она замолчала. Тишину нарушали лишь шорох их шагов по тропинке да время от времени доносившееся пение птиц и отдаленные шаги двух мужчин, преследовавших их.

Дункан не хотел пугать Лине раньше времени, но кто-то некоторое время шел за ними. Его первым желанием было остановиться и подождать. В конце концов, у него был меч и он легко мог справиться с любой парочкой мужчин, за исключением собственных братьев.

Но ему нужно было думать о Лине. Если их преследователи — члены банды Эль Галло, то, убив их, он накличет на себя и Лине неприятности, подвергая девушку еще большей опасности.

Выход из создавшегося положения был один: он должен немедленно доставить Лине в замок де Монфоров. Как только она окажется за его стенами, он займется пиратами. А пока он должен удерживать их на безопасном расстоянии: если преследователи будут думать, что беглецы находятся в пределах их досягаемости, а значит, станут легкой добычей, то не пошлют за помощью. А он тем временем постарается держать рот на замке, глаза — на затылке и ушки — на макушке.

На небе появился серебристый серп молодого месяца. Сквозь густую листву Дункан сумел разглядеть на закопченном оконце маленький отблеск огня в очаге. Это наверняка был коттедж какого-то фермера, рядом с которым стояли пекарня и амбар.

Слава Богу, наконец-то они нашли приют. В течение последнего часа он неустанно, но без нажима подгонял Лине, зная, что было бы величайшей глупостью ночевать под открытым небом, когда за тобой по пятам идут двое мужчин. Бедная девушка выглядела совсем измученной. Глаза у нее закрывались от усталости, и она с трудом передвигала ноги.

Его сердце переполняла нежность. Хотя она вела далеко не праздную жизнь, все-таки Лине де Монфор наверняка привыкла к сидячему образу жизни — покупать шерсть, сидеть за ткацким станком, подсчитывать доходы. Действительно, она настолько устала, что даже не запротестовала, когда он, поддерживая ее под локоть, направился к амбару и толчком распахнул заскрипевшую дверь.

Поток лунного света врывался в помещение через отверстие в соломенной крыше, освещая его своим призрачным светом. Солома была чистой, а в дальнем углу была привязана корова. На насестах квохтали куры, а под ногами бродили гуси, но они не обращали на пришельцев никакого внимания. Их тихое гоготание странным образом, нежно и ласково, смешивалось с негромким мычанием коровы.

Уютный запах конюшни и стойла напомнил Дункану о детстве. К большому неудовольствию своего отца, он проводил много времени с деревенскими мальчишками, ночуя на душистом сеновале. Он ободряюще улыбнулся Лине и осторожно закрыл дверь амбара.

— Здесь мы переночуем. Нас никто не заметит, если мы уйдем завтра до того, как встанет молочник.

Лине сморщила носик и посмотрела на лунную пыль, которая сочилась сверху через отверстие в крыше.

— Я еще никогда не ночевала на конюшне. Это ваше… обычное предпочтение?

— Я бы отвез вас в свой замок, — уголки его губ изогнулись в улыбке, — но он слишком далеко отсюда.

От усталости она не могла ему перечить и лишь слегка рассмеялась ему в ответ.

— Хотите есть?

— Мы съели последний кусок хлеба еще в полдень, — с сожалением протянула она.

— За коттеджем есть пекарня. Там, должно быть, много хлеба.

— Не станете же вы воровать у крестьянина?

— А кто говорит о воровстве?

— Вы сказали, что у вас больше нет денег, — сказала она, прищурившись.

Это было правдой. У него больше не было денег. Но на деньги, вырученные от продажи алмазов с рукоятки своего меча, он мог бы целый месяц кормить весь Лондон. А если у человека есть мозги, то для небольшого доброго дела ему хватит совсем немного.

— Как я вам уже говорил, мне не нужны… — начал он.

— Я знаю. Вам не нужны деньги, — закончила она.

Он ухмыльнулся. Она скрестила на груди руки.

— И как же вы собираетесь…

— Подождите здесь.

Он чувствовал, что она наблюдает за ним. Это было приятное ощущение. Он махнул ей рукой в знак одобрения и, пригнувшись, быстро и беззвучно, словно тень, проскользнул в низкую дверь и закрыл ее.

Он рассчитывал, что вернется из пекарни в мгновение ока, надеясь обнаружить там какой-нибудь перепеченный хлеб или остатки плохо поднявшегося теста. Но застать там жену пекаря он никак не предполагал.

Женщина была удивлена не меньше его. Но потом он сообразил, что не каждый день после наступления темноты в ее пекарню врывается огромный англичанин. Глаза у нее округлились, и она уже открыла было рот, чтобы закричать.

Он действовал, не раздумывая, следуя инстинктам, которые никогда не подводили его. Рванувшись вперед, он положил руки на одутловатые щеки женщины и запечатлел крепкий поцелуй на ее все еще открытых устах.

Она пискнула только раз, как мышка, попавшая в лапы кошки. Но после протеста она растаяла в его объятиях. Бедная женщина, должно быть, страдала от недостатка внимания. Она прижалась к нему всем телом, наслаждаясь каждым мгновением, словно это был последний поцелуй в ее жизни.