Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернемся лучше на тридцать лет назад и снова почитаем Олеария, который писал в 1634 году:
«5-го сентября.
Господа послы шлезвиг-голштинские вместе со шведскими были отведены к тайной аудиенции и с обычным великолепием совершили свой выезд. Их повели через верхнюю площадь Кремля налево — через помещение, которое, как и в день публичной аудиенции, было полно старых осанистых мужчин, сидевших в золотых платьях и высоких шапках, — в комнату для тайной аудиенции. В этой комнате сидели четыре лица, коим было поручено дать нам тайную аудиенцию, а именно два боярина и два канцлера — все одетые в весьма великолепные одежды: их кафтаны были из золотой парчи и широко вышиты очень крупным жемчугом и драгоценными камнями; большие золотые цепи крестообразно висели у них на груди. У каждого боярина на голове находилась шапочка (вроде наших калотт[41]), вся вышитая крупным жемчугом, с драгоценным камнем на верхушке. Двое других сидели в обычных высоких черных лисьих шапках. Послы были любезно приняты ими и приглашены сесть с ними рядом. Бояре сидели сначала на высшем месте, а именно позади в комнате у окна, где боковые скамейки сходились углом. Послов же посадили сзади у стены, а два канцлера заняли свои места спереди, напротив послов, на скамейке без спинки, каковые скамейки у русских общеупотребительны. Посреди этих усевшихся здесь господ стал и тайный его царского величества переводчик Ганс Гельмс. Что же касается наших людей и приставов, которые привели послов в комнату, то они должны были выйти в сени, за исключением двух секретарей и двух толмачей, которые, наряду с русским писцом, остались стоять здесь для записи протокола.
Едва господа уселись, как высший боярин задал вопрос:
— Достаточно ли снабжены господа послы едою и питьем и другими необходимыми вещами?
Когда выражена была благодарность за хорошее угощение и за изобилие всего, они встали, обнажив свои головы, и первый начал говорить:
— Великий государь царь и великий князь (далее следовало чтение всего титула, после чего все снова сели) велит сказать вам, королевским и княжеским послам, что он приказал перевести грамоты на русский язык, прочел их, да и вашу устную речь прослушал в публичной аудиенции.
Затем начал говорить второй (опять приподнимаясь, как и предыдущий):
— Великий государь, и проч., желает королеве шведской и князю голштинскому всякого благополучия и победы над их врагами и дает вам знать, что королевские и княжеские грамоты им прилежно про читаны и что их мнение им из грамот узнано.
Третий сказал с подобными же церемониями:
— Великий государь, и проч., узнал из грамоты, что вам в том, что вы будете говорить, надо иметь веру. Это и будет сделано, и его царское величество дает вам ответ.
Четвертый сказал:
— Его царским величеством они отряжены; чтобы узнать, каковы будут предложение и просьба послов.
Затем он прочитал имена тех лиц, которые назначены его царским величеством к участию в тайной аудиенции. Это были:
Наместник тверской князь Борис Михайлович Лыков Оболенский.
Наместник новоторжский Василий Иванович Стрешнев.
Два думные дьяка, а именно:
Иван Тарасович Грамотин, хранитель печати и обер-канцлер, и
Иван Афанасьевич Гавренев, подканцлер.
По прочтении всех этих имен все опять поднялись с мест, и королевский шведский посол господин Эрик Гилленшерна начал по-немецки, от имени ее величества королевы шведской, благодарить за то, что его царское величество допустил их на тайную аудиенцию; затем он прочитал свое предложение, или пропозицию, изложенную на листе бумаги. Когда после этого перешли к чтению еще и нашей пропозиции, оказавшейся несколько более длинною, а советникам показалось, что время уже затянулось, то они потребовали передачи обеих письменно изложенных пропозиций и пошли с ними наверх к его царскому величеству. Послы тем временем оставались одни в комнате для тайной аудиенции.
Заглавный лист антитурецкой листовки, сер. XVI в.
Тут наши приставы и некоторые из людей свиты вновь вошли к послам. Немногим более чем через полчаса явился один подканцлер с сообщением: на этот раз с нас достаточно: мы можем опять ехать домой; пропозиции будут немедленно переведены, и тогда нам будет дан ответ. И вот мы опять поехали на наше место».
* * *
И вот, наконец, последняя публичная аудиенция, данная русским государем шлезвиг-голштинцам в их первый приезд в Москву. Олеарий, 1634 год:
«16-го декабря нас опять с большим великолепием повели к публичной аудиенции. Так как ввиду снега и мороза, случившихся тогда, большие господа, по тамошнему обыкновению, ездят не верхами, а в санях, то послам были доставлены двое саней, прекрасно снаряженных: одни были везде внутри обиты красным атласом, другие — красным дамастом; сзади они были выложены шкурами белых медведей, а под медвежьими шкурами лежали прекрасные турецкие одеяла. Хомуты лошадей были вызолочены и обвешаны многими лисьми хвостами (таково величайшее украшение у знатных людей и даже в санях самого великого князя).
Каждый из приставов ехал в особых санях и с правой руки каждого посла. Перед аудиенц-залом, по-прежнему, встретили их двое вельмож, вышедших к нам навстречу. Они ввели послов к его царскому величеству, который сначала велел спросить через государственного канцлера:
— Здоровы ли послы?
После полагающегося ответа за ними поставлена была скамейка, на которую их просили присесть. После этого канцлер начал так:
— Великий государь, царь и великий князь Михаил Феодорович, всея России самодержец и проч., велит вам, послам, сказать; что вы от его княжеской милости князя Фридерика голштинского были присланы к его царскому величеству с грамотами, которые в исправности приняты, равно как выслушаны вы, согласно вашему желанию, царскими боярами и советниками: князем Борисом Михайловичем Лыковым, Василием Ивановичем Стрешневым и думными дьяками: Иваном Тарасовичем и Иваном Гавреневым. И после всего этого изготовлен и договор об известных вопросах и вами подписан. Точно также его царское величество получил через вас и грамоту от курфюрста Иоганна-Георга саксонского и содержание ее выслушал. Теперь же вам предстоит получить царские грамоты к Фридерику голштинскому и проч., равно как и к курфюрсту Иоганну-Георгу.
С этими словами канцлер передал, перед царским престолом, письма, которые послами должным образом были приняты. Затем великий князь поклонился, говоря: