Красная мельница - Юрий Мартыненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята с ближайших разъездов ездили рабочим поездом, который назывался «передача», домой на воскресенье.
– Совсем износились обутки, – сокрушалась мать, вертя в руках прохудившиеся старые Климкины валенки. – А на дворе только начало ноября. Вся зима, считай, впереди. И не подшить их уже никак. Вон стельки вываливаются. Дратвой не за что прихватить. Что делать, сынок? Война. Где же новые взять? В чем ездить-то в интернат?
– Ничего, мам, как-нибудь…
– Как-нибудь… И портянок не накрутить, нога-то выросла. Хорошо, в позапрошлом году с запасом на размер достались в магазине…
Школа готовилась к празднику Великого Октября. На растянутом в коридоре транспаранте из кумача подновили белые буквы. Вместо краски годилась гашеная известь. Учительница рисования искусно переправила римскую цифру двадцать три на двадцать четыре. После уроков школьный хор репетировал новую песню о революции. Не смолкала гармонь в руках учительницы музыки и пения. Выстраивая ребят на низенькой сцене, учительница сказала Климке:
– Тебе, товарищ Ворошилов, место центральное.
Конечно, она в шутку так сказала, но парень смутился. Он переживал, что зрители с передних рядов увидят его разбитые валенки. Начнут смеяться, мол, обутки каши просят.
Климка старался как-то спрятать ноги, чтобы меньше на виду были. Подавшись корпусом вперед, он стоял, по-военному вытянув руки по швам, думая не о куплетах, а о том, чтобы поскорее был конец репетиции.
Успокоился, когда после праздничного вечера приехал домой на праздничные дни.
– А у нас радость! – сообщила мать новость сыну. Она сияла от счастья. – Отца премировали за хорошую работу.
– Чем, мама? – расстегивая озябшими пальцами пальтишко, спросил Климка.
– Вот. – Мать бережно погладила, держа перед собой на вытянутых руках, новенькие серые валенки.
Стукнула входная дверь. С облаком белого морозного пара из сеней вошел отец. Лицо красное от мороза.
– Откуда ты, папка? – спросил Климка, греясь у печки, в которой потрескивали смолистые поленья.
– Проводили к поезду начальника дистанции пути.
– Как же он успеет на всех околотках побывать, всех поздравить с праздником? – удивился сын.
Мать уже хлопотала на кухне. В доме вкусно, как до войны, пахло пирогами.
– Всех ему, конечно, не объехать, – пояснил отец. – Был у нас, потому что наш околоток – самый передовой на дистанции.
– За это отца и наградили новыми валенками, – отозвалась звонким веселым голосом из кухни мать.
– Ты, сынок, чем порадуешь? Какими оценками за первую четверть? – раздевшись, спросил отец.
Климка протянул табель. Отец присел на табурет.
– Почти все предметы на «отлично». Молодец! И дальше так держать! Особенно нажимай на математику и физику. Эти дисциплины для инженера путей сообщения самые главные, – вернул табель сыну. – Вкусно как пахнет. Мать, скорее накрывай!
Ужинали втроем. Отец налил себе и матери по маленькой рюмочке вина из еще довоенной бутылки. Ее в пыли и паутине достали из подполья. Родители чокнулись рюмочками за праздник – 24-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. Отец нежно поцеловал маму в щеку. Та смахнула невесть откуда и почему блеснувшую слезинку.
– Ты чего? Все же хорошо, – тихонько проговорил отец.
– Так, что-то навернулось на душу.
– Все хорошо, все нормально, – повторил отец.
После ужина Климка сразу лег в постель. В полусонной голове проносились отрывки прошедшего дня. По-праздничному наряженный школьный коридор, сцена, на которой выстроился их ученический хор. Учительница с гармонью, ремень которой постоянно соскальзывает с ее тонкого хрупкого плеча. Холодный вагон пригородного поезда. Хрустящий свежий ноябрьский снег. Теплая печка и сытный с пирогами ужин. Счастливые лица родителей…
Школьные недельные каникулы пролетели. Мать, собирая сына в интернат, протянула отцовские новые валенки – праздничный подарок от руководства дистанции за трудовые показатели дорожному мастеру Ефрему Степановичу Ворошилову.
– Великоваты пока, но ничего. Нога у тебя быстро растет. На шерстяные вязаные носки наверти портянки. На следующую зиму как раз будут. А там, глядишь, и войне конец…
* * *
«В день парада 7 ноября 1941 года на Красной площади был страшный мороз, – вспоминала очевидец тех событий Аза Агапкина, дочь автора знаменитого марша “Прощание славянки” Василия Ивановича Агапкина. – За свои 92 года жизни не припомню таких холодов. Морозы ударили словно назло немцам».
Решение о проведении парада было принято не сразу – уж очень сложная обстановка была под Москвой. Серьезной опасностью для парада 7 ноября 1941 года могло бы стать мощное наступление немецко-фашистских войск именно в день праздника. Возможность такого наступления Сталин несколько раз обсуждал в конце октября с генералом армии Г.К. Жуковым, назначенным 10 октября командующим Западным фронтом. Жуков доложил, что в ближайшие дни враг не начнет большого наступления, и предложил усилить ПВО и подтянуть к Москве истребительную авиацию с соседних фронтов, чтобы воздействовать на авиацию немцев, которая бы наверняка действовала. Совет Жукова был принят, и в первых числах ноября советская авиация провела серию налетов на вражеские аэродромы. Так, внезапный удар был нанесен по аэродрому южнее Калинина, где базировались немецкие истребители, сопровождавшие бомбардировщики при налетах на Москву. Командование парадом и его организация были возложены на командующего войсками Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал-лейтенанта Артемьева. Подготовка частей для парада проходила в условиях ведения советскими войсками тяжелых оборонительных боев с немецко-фашистскими захватчиками всего в 70—100 километрах от столицы и осуществлялась с соблюдением строжайших мер секретности. Много забот принес организаторам парада сводный оркестр. 2 ноября В.И. Агапкину объявили, что он назначен главным дирижером, и приказали собрать сводный оркестр из разрозненных групп музыкантов. В помощь москвичам вызвали даже оркестр из Горького. Было затруднение и с репетициями – духового оркестра на площади пока никто не должен был слышать; марши, барабанный бой, фанфары могли насторожить. Репетиции оркестра шли в Хамовниках, в манеже, где в мирное время устраивали конные состязания. Ни один немецкий самолёт не долетел во время парада до Красной площади. 5 ноября с кремлевских звезд были сняты маскировочные щиты, а 7 ноября от маскировки освободили и мавзолей. Командовал парадом генерал-лейтенант Артемьев, а принимал его – Иосиф Сталин совместно с маршалом Буденным. Открыл парад сводный батальон курсантов 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища. Завершали марш военной техники танки. Сначала по брусчатке прошли маленькие подвижные танкетки, вздымая за собой облачка снежной пыли. За ними шли легкие танки, средние, тяжелые. Прямо с парада на главной площади страны части Красной армии отправлялись на фронт.