Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

На рабовладельческом Юге некоторые представители доминирующей касты настолько привыкли к превосходству, которое обеспечивало им их положение, и к той жестокости, которая требовалась для его сохранения, что задавались вопросом, ждет ли их то же самое в загробной жизни. «Возможно ли, чтобы кто-нибудь из моих рабов попал на Небеса, – вопрошала своего духовника женщина из доминирующей касты в Южной Каролине, – и встречусь ли я там с ними лично?»[243]

* * *

Спустя столетие после того, как прозвучал этот вопрос, кастовая система все еще существовала, пусть и в несколько ином варианте – перемены не затронули ее основу. Америка принимала участие во Второй мировой войне, и руководство государственных школ в Колумбусе, штат Огайо, решило провести конкурс сочинений, предлагая учащимся задуматься над вопросом: «Что делать с Гитлером после войны?»[244].

Дело было весной 1944 года, в том же году, когда чернокожий мальчик под дулом пистолета тонул в реке на глазах у своего пораженного отца из-за рождественской открытки, которую этот мальчик подарил белой девушке с работы. В такой атмосфере шестнадцатилетняя афроамериканка размышляла над тем, как следует поступить с Гитлером. Она выиграла студенческий конкурс сочинений единственной фразой: «Перекрасьте его кожу в черный цвет и позвольте ему прожить остаток жизни в Америке».

Третьеклассники ерзали на своих местах и, положив голову на скрещенные руки, слушали, как учительница, миссис Эллиотт, объясняла им правила классного эксперимента, который она собиралась с ними провести. Дело происходило в фермерском городке Райсвилл, штат Айова, в конце 1960-х годов, и все дети, потомки иммигрантов из Германии, Шотландии, Ирландии и Скандинавии, имели примерно такой же цвет кожи, как и их учитель, и, если не приглядываться, очень походили друг на друга. Но после убийства Мартина Лютера Кинга-младшего и беспорядков, от которых их отделяли мили кукурузных полей, Джейн Эллиот решила, что ей нужно достучаться до своих учеников из доминирующей касты, показать им, каково это – получать общественную оценку по произвольной физической характеристике – например по цвету глаз[245].

Она объявила детям, что в этот день они сделают все по-другому. Она ввела произвольные стереотипы для нейтральной черты, которая на время эксперимента делает носителя этой черты представителем низшей касты. Она сказала детям, что кареглазые не так хороши, как голубоглазые, что они медлительнее, чем голубоглазые, не так умны, как голубоглазые, что на время эксперимента кареглазым детям нельзя пить из фонтанчика – вместо этого им необходимо использовать бумажные стаканчики. Она сказала детям, что кареглазые люди не могут играть с голубоглазыми на детской площадке и должны приходить на занятия пораньше, а голубоглазые ученики могут попозже возвращаться с перемены.

Поначалу ученики не спешили действовать согласно установленным правилам. Затем в считаные минуты сформировалась кастовая иерархия. Все началось, как только учительница сказала детям открыть учебники на определенной странице, чтобы начать урок.

«Все готовы?» – спросила класс миссис Эллиотт. Одна маленькая девочка все еще переворачивала страницы в своей книге, чтобы найти нужную. Учительница смотрела на девочку с нетерпением и осуждением. «Все, кроме Лори, – раздраженно сказала миссис Эллиотт. – Готова, Лори?»

Тут заговорил голубоглазый мальчик. «Она кареглазая», – сказал он, мгновенно придав значение фактору, который ранее не имел для него значения с момента знакомства с девочкой.

Когда подошло время обеда, учитель сказал голубоглазым детям, что они будут есть первыми, также им разрешили брать добавку, а вот кареглазым детям не разрешили.

«Они могут взять слишком много», – сказал им учитель.

Вид у кареглазых детей был подавленный и пораженный.

Один мальчик затеял на перемене драку из-за брошенной товарищем клички.

– Как он тебя назвал? – спросила учительница.

– Карие глаза, – ответил мальчик со слезами в этих самых глазах.

Нейтральная в обычных условиях черта стала стигмой. Позже учительница поменяла роли, и теперь голубоглазые дети стали кастой козлов отпущения с тем же кастовым поведением, которое накануне возникло между этими искусственно созданными высшими и низшими кастами.

«Кажется, когда нас ущемляли, все у нас складывалось плохо», – сказала одна девочка. «Из-за того, как с вами обращались, вы чувствовали, что не хотите ничего делать», – сказал другой.

Успеваемость в классе для обеих групп учеников упала на те несколько часов, пока они были отнесены к дискриминируемой касте. У кареглазых учеников ушло в два раза больше времени на то, чтобы закончить звуковое упражнение в тот день, когда они почувствовали себя неполноценными.

– Я наблюдала, как мои ученики становились такими, какими я их описывала, – поведала учительница «Эн-би-си Ньюз» десятилетия спустя.

Когда же в доминирующем положении оказались уже кареглазые дети, вспоминает Эллиот, она увидела, как «маленькие чудесные кареглазые белые человечки за пятнадцать минут превратились в злых, уродливых, противных, разборчивых, властных людей».

Когда козлами отпущения стали голубоглазые дети, «я наблюдала, как умные голубоглазые белые дети-христиане робели, пугались, злились и не могли сосредоточиться на учебе даже на пятнадцать минут», – сказала она.

«Если вы совершите такое с целой социальной группой в течение всей их жизни, – сказала она, – вы измените их психологически. Вы убеждаете условных кареглазых в том, что они выше, что они совершенны, что они имеют право на власть, и вы убеждаете тех, кто занимает место голубоглазых учеников, в том, что они хуже. Если вы будете делать это всю жизнь, чем, по вашему мнению, подобное для них обернется?»[246]

Я приехала в Лондон пасмурным утром декабря 2017 года на крупную конференцию по теме, которой посвятила все свое свободное от сна время: касты. В отличие от многих других мероприятий, на которых я бываю, в этот раз я прибыла не оратором, а слушателем, открытым новому. Меня будут окружать люди, которые, похоже, изучают неписаные законы социальных границ. На мой взгляд, проблема касты была основой любого другого «-изма». Эти исследователи стали частью интеллектуального племени, к которому я отношу и себя, – они могут видеть дальше, чем предлагает иерархия и ложные предрассудки, подрывающие благосостояние нашего вида.