Табор смерти - Валерий Шарапов

Закончилась встреча стрельбой. У попа сквозное ранение. Участковый убит. Бандиты, как всегда, ушли.

Оперативники тут же выехали на место происшествия. Там уже были местная следственно-оперативная группа и судебный медик.

Раненого потерпевшего увезли в больницу. Он сумел, находясь на грани сознания, в общих чертах описать случившееся. Стало ясно, что налет совершили именно цыгане. И что в участкового стрелял из «нагана» лично Копач.

Тело в милицейской форме лежало на пороге дома священника. Васин зашипел, как от боли.

– Знал я его неплохо, – сказал он. – Хороший мужик. Трудолюбивый по-крестьянски. Обстоятельный. Четверо детей.

– Если он такой обстоятельный, какого черта на рожон полез! – взорвался Ломов. – Указание черным по белому – соблюдать крайнюю осторожность… Да кому я рассказываю? Ты сам чудом жив остался и тоже по безалаберности.

– Эти нелюди кровь как воду льют, – покачал головой Васин.

– Это бешеные псы, Порфирий. А мы топчемся на месте. Собираем сведения. Вон, из Закарпатья ты такие интересные подробности притащил, что хоть сейчас в газету. А толку? Дело только пухнет от их подвигов.

– Зато теперь мы знаем, что связь с родственниками Михай поддерживает.

– Знаем – не знаем. Теория без практики мертва. Хуже всего, что инициатива сейчас у них. А мы пытаемся их схватить за хвост. А надо за горло хватать!

– Как?

– Выманивать этого лиходея. На живца ловить.

– Есть идеи, шеф?

– Идей у меня больше, чем гвоздей в хозяйственном магазине. И все бесполезные. Но вот одна… Завтра Апухтин приезжает. Его в Москве наверняка взгрели. Он будет жаждать подвигов и крови. Я ему идейку и подкину.

– Какую?

– Плодотворную. Но немножко, мягко сказать, за гранью полномочий. Обычные возможности мы исчерпали, не так ли, студент?

Васин снова посмотрел на тело участкового. И махнул рукой:

– Да я хоть с чертом готов договориться, лишь бы этих тварей взять за жабры.

– И у нас как раз такой черт нарисовался, – хмыкнул Ломов, потом тоже посмотрел на погибшего участкового и недобро произнес: – А за нашего боевого товарища Копач ответит. Самой высокой ценой…

Следователь приехал из столицы, как всегда, взведенный. А тут ему еще добавили – огорошили известием о новом налете.

Обычно Апухтин щадил нежные чувства подчиненных, а тут в сердцах выдал реплику насчет того, что благодаря профессиональной беспомощности следственно-оперативной группы зажились на свете конченые негодяи. Теперь вот участкового убили, забрали табельное оружие.

– Прямо не Россия, а какой-то дикий Запад! – воскликнул он. – Васин, доложи результаты командировки!

Оперативник подробно изложил все. А заодно передал папку с рапортами, протоколами следственных мероприятий и прочими необходимыми в уголовном процессе бумагами.

Апухтин моментально переключился с режима разноса подчиненных в рабочий режим оценки обстановки и принятия решений. Его разум тщательно просеивал информацию и выстраивал последовательности фактов, выделяя главное.

– Итак, мы имеем Януша Дземенчонка, – заключил он. – Если по кавказским меркам, это кровник Михая.

– По цыганским тоже, – добавил Ломов.

– И где сейчас этот Януш? – поинтересовался Апухтин.

Ломов пододвинул следователю телетайп и полученное по фототелеграфу изображение Януша Деменчонка – мордатый, с курчавыми волосами и злым взглядом, типичный цыган.

– Получил в 1952 году семь лет за разбои и угоны лошадей, – доложил Ломов. – Сейчас отбывает наказание в ИТУ Пензенской области. И на условно-досрочное не рассчитывает.

– Януш, – задумчиво произнес Апухтин. – А ведь это новая карта в нашей колоде. Может, даже козырная.

– Это как сыграем, – прищурился Ломов.

Они переглянулись. Похоже, эти двое понимали друг друга с полуслова.

– Предлагаешь, как тогда, в Белоруссии в 1946-м? – спросил следователь.

– Ну а что? Тогда же у нас получилось выманить из схрона командира «черных кошек».

«Черные кошки», как был наслышан Васин, это была подпольная профашистская «национально-освободительная» армия Белоруссии, типа украинской УПА. Звери, нещадно расправлявшиеся с партработниками, сотрудниками правоохранительных органов и просто преданными советской власти людьми, запугивавшие мирное население.

– Одно плохо, – сказал Ломов. – Времена все же изменились. Война закончена.

– Времена изменились. Только мы не изменились. И бандиты все те же. И кровь, которую они льют, такая же красная. Так что работаем, – в глазах Апухтина вспыхнул злой азарт.

Васин из всего этого разговора мало что понял. При чем тут «черные кошки»? Какая козырная карта в колоде? Но в неведении он находился недолго. Старшие товарищи ему все популярно объяснили. Он сперва с трудом поверил своим ушам.

– Ну что ты, как барышня, глазами невинно хлопаешь, студент? – хмыкнул Ломов. – Это большая охота. Тут не до сантиментов.

– Слышите стон? – поинтересовался Васин.

– Ты перегрелся, студент? – озадаченно посмотрел на него Ломов. – Какой стон?

– Жалобный. Это стонет социалистическая законность от издевательства над собой.

– Только что из детсада, а уже законник, – хмыкнул Ломов. – Тебе начать с азов объяснять, на грани какого фола проходят оперативные комбинации?

– Шеф, ну вы чего? Я же на все согласный, – воскликнул Васин.

– Вот и отлично, – кивнул Апухтин. – «Добро», понятное дело, нам наверху не дадут. Но глаза на наши фокусы закроют.

– А больше ничего и не надо, – хищно ощерился Ломов.

– У тебя, дружок, ключевая задача, – следователь повернулся к Васину, – найти общий язык с лучшим врагом нашего Михая. В помощи нуждаешься?

– Справлюсь.

– Вот и отлично. Тогда получи, – следователь открыл портфель и извлек оттуда роскошную коробку конфет «Ассорти». – Это моей доброй знакомой и будущей коллеге Ксении Порфирьевне. За то, что хорошего папу воспитала.

Васин начал было отнекиваться, но Апухтин безапелляционно произнес:

– Слушай приказ: передать конфеты.

– Она за те «большое спасибо» вам все шлет.

– Как-нибудь надо заглянуть, лично пожать руку. Наш человек растет.

Конфеты Васин передал тем же вечером. Но не лично, а через жену. Ксюша, когда он пришел домой, давно спала.

Чтобы не беспокоить дочку, Васины расположились на коммунальной кухне. Соседка, вышедшая, шаркая, по своим надобностям посреди ночи из комнаты, зло пробормотала: