Табор смерти - Валерий Шарапов

– Ничего, – улыбнулся Васин. – Я тебе все сам напишу. А ты аккуратненько скопируешь. А грамматические ошибки нас не слишком волнуют. Главное, чтобы по жизни ты не ошибся в очередной раз. Не ошибешься?

– Не ошибусь, – мечтательно произнес Януш, глядя вдаль, как в будущее, где он наконец-то встретится со своим врагом…

Апухтин нажал на доступные его положению рычаги, и вопрос с условно-досрочным освобождением Дземенчонка решился за неделю.

Януш распрощался с негостеприимным местом, где пробыл несколько лет, и отправился к себе домой, в Закарпатье.

Туда же выехали и Васин с Ломовым.

Перед отъездом их напутствовал Апухтин:

– Будете там работать выездными актерами легкого жанра, пока Михая не дождетесь. Пусть хоть год придется прождать.

– А если он где-то подохнет, как собака? – спросил Васин.

– Тогда пенсия тебя освободит, – хмыкнул следователь. – Но ты не бойся. Придет он. И скоро.

И вот опять стучат колеса поезда, проводники разносят чай в подстаканниках.

В купе к ним никого не подсаживали. Боевые товарищи ели пирожки, купленные на перроне, запивали нарзаном. На спиртное на время проведения операции Ломов ввел категорический запрет, что Васина нисколько не смутило. Мелькали за окнами станции и полустанки, поля и леса. Границы между областями и республиками СССР. Вот уже и Украина.

– Ну что, начинается заключительный акт пьесы, – потер руки Ломов. – И пишем ее мы с тобой. Высокого уровня драматизм!

– Ну да. Два опера пишут оперу, – хмыкнул Васин.

– Опер – это звучит гордо, – Ломов назидательно поднял вверх палец.

– Как и человек.

– Ну, вообще-то мы не совсем люди.

– А кто? – удивился Васин.

– Мы – государственная функция по защите общества. А уже потом все остальное – человек, чувства, потребности.

– Я заметил. – Васину взгрустнулось. Почему-то именно в этот момент ему жгуче захотелось обнять жену и дочку. Обсудить житейские дела. Съесть котлету с пюре и чаем. И завалиться спать в свою кровать. Но функции в данный момент этого не позволяли.

На вокзале в Ужгороде их встретил Шабур. С Васиным он даже обнялся, как с родным. С уважением пожал руку гиганту Ломову, про которого был наслышан от лейтенанта.

Потом – накатанная программа визита. Обустройство в гостинице. Визит к руководству уголовного розыска области и обсуждение планов. Надо отметить, местные сотрудники подготовились тщательно.

– Ну что, покажем, как надо играть на нервах и обстоятельствах, – улыбнулся Ломов. – И что такое с виду глупая, но в реальности крайне эффективная оперативная комбинация.

– Лишь бы толк был, – сказал начальник уголовного розыска.

Мельчайшие детали предстоящей операции дорабатывали уже втроем – командировочные опера вместе с Шабуром. Шероховатые детали, которые постоянно вылезали при планировании, надо было прилизать.

– Плохо, что ты, Порфирий, примелькался в этом селе, – отметил Шабур.

– Да уж, – кивнул Ломов. – Надо бы тебя, студент, по идее задвинуть подальше и держать на подхвате.

– Шеф, я наяву слышу такое? – укоризненно произнес Васин.

Ломов внимательно посмотрел на него:

– М-да… Придется тебе расстаться с рыжими кудрями.

– Но…

– Не хочешь, как хочешь…

В итоге Васин перестал бриться. Обстригся наголо. Ему подобрали оперативный гардероб. И однажды, глядя в зеркало, он не узнал себя. На него смотрел типичный работяга.

Надо надеяться, что и цыгане его не опознают. Тем более накоротке общаться с ними он не собирался. Его дело маленькое – ждать и смотреть…

Цыганское село шумело, переполненное новыми событиями и острыми ощущениями. Жило в ожидании чего-то грандиозного. Оно и понятно – не каждый день прилетает из дальних краев ангел мщения.

А началось все очень даже буднично. В одно прекрасное солнечное августовское утро толкнул калитку и шагнул на участок в селе Боржавское высокий мужчина с едва отросшим ежиком волос. И сказал хлопочущей во дворе сестре:

– Вот я и вернулся, Черген! Живой!

Женщина всплеснула руками. Завопила радостно. Бросилась брату на шею. Расцеловала его. Заплакала. А потом очень серьезно посмотрела в глаза:

– Освободили? Или сбежал?

– Освободили, – поспешил успокоить ее Януш. – За доблестный труд.

– Да так уж и за труд, – с сомнением произнесла женщина, отлично зная отношение к этому самому труду своего брата. Потом как-то сразу помрачнела и спросила: – И что теперь делать будешь?

– А что по совести положено, – с отчаянной веселостью воскликнул он. – И кому-то сильно не поздоровится.

Первый день жители села провели в ожидании. Неприглядную историю вражды и крови между Арапу и Дземенчонками здесь знали все, начиная с младенцев. Равно как известен был и буйный нрав Януша. Все понимали, что за время отсидки он вряд ли смягчился.

На второй день Януш умело поправил покосившуюся дверь. Забрался на крышу и починил разошедшуюся красную черепицу. Потом долго, с удовольствием, колол дрова, складывая их в поленницу.

Черген окатила его холодной водой. Януш удовлетворенно пофыркал. Поблагодарил сестру. Вытерся полотенцем. Натянул просторную серую холщовую рубаху с красными узорами. Снова взял колун. И отправился в гости.

– Не надо, Януш! – заголосила сестра. – Не смей! Все прошло!

– Э, нет. Все только начинается…

Он уверенно шагал на другую сторону села. Соседи молча смотрели ему вслед. В их глазах читалось нетерпеливое ожидание – эх, что-то сейчас будет!

Гита Арапу варила обед в большом чугунном котле на своем участке. В воздухе плыл пряный мясной аромат. Женщина была так увлечена своим делом, что обратила внимание на гостя с топором, когда тот уже шагнул за калитку. И выронила половник.

– Зачем ты пришел, Януш? – заголосила она. – Я тут ни при чем! Зачем ко мне пришел?!

Гость хищно осклабился и направился к хозяйке. В доме никого больше не было: мужчины и племянницы – все на заработках. Оборонял дом только тринадцатилетний племянник. Он отважно, как лев, бросился на Януша, что-то угрожающе крича.

Януш недоуменно посмотрел на него и махнул рукой – мальчонка легко, как перышко, полетел на землю.

– Брысь, шкет! Зашибу!

– Уйди, Гудло! – заорала на пацана тетка. – Я сама буду говорить с гостем!

– Да о чем мне с тобой говорить! – воскликнул Януш. – Убивать я тебя, старую клячу, не собираюсь. Пока не собираюсь. А вот Михая убью!