Табор смерти - Валерий Шарапов

– Годится, – кивнул Васин.

– Ну, тогда за встречу, – Шабур полез в дощатый шкаф и достал оттуда бутыль литра на три, наполненную красной жидкостью, и два небольших стаканчика.

– Да как-то… рабочий день в самом разгаре, – засмущался Васин.

– У нас так принято, – уверил его Шабур. – Вино домашнее. Оно здесь вместо воды. А с гостем не поднять за приезд стаканчик – это просто неуважение.

Чокнулись. Вино оказалось слабое, сладкое и очень вкусное. Васин раньше такого никогда не пил.

– Ну, а теперь рассказывай о своей кручине, – предложил Шабур, убирая бутыль и стаканчики.

Выслушав историю про цыган, он побарабанил пальцами по столу и вздохнул:

– Село Боржавское. Тяжелые люди. Живут воровством да мошенничеством.

– Национальная традиция, – дополнил Васин.

– Притом древняя. Когда Христу собирались забить в лоб гвоздь, цыган его украл. С тех пор Господь разрешил цыганам воровать. У них на полном серьезе эта байка ходит. И они в нее верят.

– Так себе оправдание.

– Это для тебя. А для них – вполне.

– Отсталый народец.

– Вот именно! Они в другом времени живут, не в нашем. Мы социализм строим, боремся за единство трудящихся во всем мире. А у них даже не феодализм, а что-то более древнее. Такая набеговая цивилизация.

– Преступный элемент со стойкими уголовными традициями.

– Тут все сложно. Знаешь, как это ни парадоксально, но заповеди «не убий», «не укради» у них чтутся свято.

– Я заметил, – хмыкнул Васин.

– Ты не понял. Люди на Земле – это только они, цыгане. А все, что за пределами их цыганского мира, – это добыча. Не укради у цыгана. Не убий цыгана. Но кто запретит охотнику охотиться? Для них весь мир – охотничьи угодья. Тут они достигли невиданного мастерства. У каждого племени свой излюбленный промысел. Вон, в твоем Боржавском кэлдэраре живут, так они прирожденные мошенники. Ну, и гадают неплохо.

– Какие кэлдэраре? – не понял Васин.

Хоть он немало общался с цыганами, но особенно в структуру их общества не вникал. Ему было достаточно знания способов совершаемых ими преступлений. А по ним можно создать целую энциклопедию с описанием мастерских карманных краж, тысяч способов мошенничеств и спекуляций.

– Племя такое, – пояснил Шабур. – Это мы цыган не делим. А они отлично знают, кто есть кто. Они вовсе не одна сплоченная этническая группа. Там куча племен. Множество верований. Язык свой, но разные наречия. И все равно они все вместе – цыгане. Почему? А черт их знает… Так вот, кэлдэраре воруют. Плашуны – те больше по разбоям и убийствам.

– Наши тоже по разбоям. Хотя, как ты говоришь, и кэлдэраре.

– Нет там жесткой специализации. Приветствуется все, что приносит прибыль. А вообще, их родоплеменная система идеальна для преступной деятельности. Вокруг все родня, друг друга не продадут. Нет места в стране, свободного от цыган. Значит, гастролер везде найдет у сородичей приют. А еще таборы – они постоянно перемещаются, и за ними такой выхлоп преступлений, которых мы никогда не поднимем.

– Все же не пойму, как советская власть такое безобразие терпит, – покачал головой Васин. – Да расселить их и развеять, чтобы не общались друг с другом. Больше трех не собираться. И вырвать из Средневековья железной рукой.

– Тысячи лет это пытались сделать. Вон, Гитлер физически их уничтожал. А толку? Да и не наш это путь.

– Это уж конечно.

– Другие же средства слишком долгие и трудные. Так что проблему эту решаем. Вон, на землю их посадили, к труду оседлому приобщаем. Но наскоком тут ничего не сделаешь. На это лет тридцать понадобится. Пока поколения сменятся.

– Да ладно, – Васин поежился, представив, какая эта уйма времени.

– Никак не меньше…

– Да. Век живи, век учись… Но давай к нашим баранам. То есть к цыганам. В этом Боржавском подсветка имеется?

– Да какая там подсветка, – отмахнулся Шабур. – Так, могу с парой человек словечком перекинуться, но это не значит, что они откровенничать станут… А вообще как ты с ними работать собираешься?

– Аккуратно. Семь раз отмерить, потом уж за ножницы браться. – Васин вытащил из папки постановление о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию старшей сестры цыганского атамана. – Посмотрим, с кем Гита Арапу переписывается.

– Да цыгане не особо переписываются. У них своя, цыганская почта работает. И они всегда в курсе, кто, где, кого видел, кто что рассказал. А письмам они не доверяют.

– Тоже не особо надеюсь… Ну, для начала присмотреться бы. Расклады понять.

– Верно мыслишь, – похвалил Шабур. – Если вызвать на допрос родню вашего Михая, не услышим ничего. Но у нас есть другие методы давления.

– Ознакомь.

– Для начала налет на село, – жадно потер руки Шабур.

– Дело доброе.

– Проверим паспортный режим. Сейчас время кочевья. Часть цыган умотала. Но и к ним гостей беспаспортных понаехало. Заодно давно у меня руки чешутся одни интересные сведения добыть, да начальство все «добро» не давало… Участвовал когда-нибудь в таких операциях?

– Постоянно. У нас цыган – кишмя кишит.

– Ну, тогда тебя ничего не удивит. А то неопытные трепетные натуры, бывает, накала страстей не выдерживают, – усмехнулся Шабур.

– Это не про меня…

В целом вылазка в село Боржавское была похожа на мероприятие в Луневе – цыганском логове под Светогорском. Были выделены усеченный взвод патрульных, пара оперативников и несколько участковых.

– Не маловато народу? – с беспокойством спросил Васин, когда их команда загружалась в машины около здания УВД.

Он отлично помнил, как ему в Луневе расцарапали лицо и какие там были громкие скандалы.

– Достаточно, – уверенно произнес Шабур. – Мы их выдрессировали. Однажды сунулись в этот поселок. Так по нам пальнули из ружья. После этого мы подогнали роту внутренних войск. Все оцепили. И… Ну, в общем, после этого они там смирные, тихие и очень вежливые. Сейчас сам увидишь.

Село было компактное, участки небольшие, тесно прижавшиеся друг к другу. Без пустырей и свободных пространств в его черте. Дома богатые, солидные, каменные. Вокруг возвышались холмы, постепенно переходящие в лесистые Карпатские горы.

С учетом размеров села народу там должно было быть больше. Но история та же, что и в Луневе. Теплая пора. Все, кто мог, подались на заработки. В селе остались только те, кто имитировал трудовую деятельность в колхозе. И еще – кто работал на конезаводе. Коневодство – один из немногих легальных промыслов, которым цыгане занимаются с удовольствием и с самоотдачей. И от своих лошадей они далеко не отходят.