Только ты - Янина Логвин

– Заткнись, Воропаев! Она и есть нормальная! Нормальная, понял!

Жаль, что кто-то снова повис на моих плечах.

– Что, Фрол, залип на малолетке? Втюрился, как дурак? Ну, давай, скажи нам, что втюрился. Нет больше того Фрола, которого мы все тут знаем. Давай, напомни, что ты там пел мне про ненависть к сводной сестре? Так ненавидишь или любишь, я что-то не пойму?!

– Врешь!

– А если вру, так в чем проблема? Я просто сейчас возьму и верну тебе долг, и мы забудем. Если она просто еще одна девчонка – забудем и разобьем по рукам.

Конечно, платье не отстиралось, но грязь сошла. Вспомнив, сколько мачеха заплатила за него, я понадеялась, что дома смогу привести его в порядок, подключив в помощь пятновыводитель и стиральный порошок. Я знала, что Галина Юрьевна пользуется самыми лучшими средствами. Только бы она не заметила. Только бы не узнала о том, что здесь произошло! А там я справлюсь! У меня все получится. Обязательно получится…

Я уговаривала себя, а слезы все капали и капали из глаз. И было так обидно за себя. За глупую растоптанную надежду и так не сказочно окончившийся для Золушки из Дальнего Бура праздничный вечер. Что так и не стал для нее волшебным.

Вода послушно ударила в пол душевой и стала приятно-горячей. Я не собиралась вся окунаться под струи, но мне требовалось вымыть волосы и шею, прополоскать колготки, прежде чем снова надеть на себя. Я обрадовалась, увидев на полке кем-то забытый шампунь… Я вспенила его на волосах трижды, желая избавиться от запаха ненавистного пунша, желая снова увидеть их мягкими и чистыми. Как раз споласкивала лицо, как вдруг дверь раздевалки, а затем душевой громко хлопнула.

– Аня?

Я обернулась и вскрикнула от неожиданности. Нырнула, отшатнувшись, под бьющие сверху струи воды, увидев на пороге вместо одноклассницы высокую фигуру сводного брата.

Трусики и бюстгальтер на мне были шелковыми, почти прозрачными… Легко промокнув под водой, они тут же прилипли к телу.

– Нет! – выкрикнула, обхватив себя руками, напоровшись на серые, горящие каким-то безумным блеском глаза, что делал их сейчас почти черными. – Уходи! Уходи, слышишь!

– Не могу.

Его взгляд опустился, а щеки покраснели. Где-то совсем рядом расхохотались его друзья, послышались шаги, и я вновь в ужасе вскрикнула, впившись пальцами в стену за своей спиной. В душевой не оказалось замка, в отличие от входной двери, и мне было чего бояться. Я не могла поверить, что Скворцова впустила парней в раздевалку. Но в последний момент Стас обернулся и заблокировал дверь рукояткой рядом стоявшего полотера.

Ручку тут же с другой стороны задергали.

– Что, сдрейфила? – спросил с вызовом, но сам не выглядел ни довольным, ни смелым. И только глаза смотрели цепко, и тяжело ходили желваки на натянутых скулах.

– Уходи!

– Я дал им слово, что увижу тебя.

– Нет! Ты сумасшедший! Сумасшедший!

– Иначе они сюда войдут.

Слезы катились градом, тихо смешиваясь с водой, что лилась и лилась – на плечи, спину, волосы… Появление Стаса оказалось последней точкой терпения. Чрезмерным испытанием для моей выдержки. Я просто не могла здесь больше находиться. Крик сорвался с губ сам собой:

– Вы все сумасшедшие, слышишь! Чокнутые! Пошел вон! Не хочу вас никого видеть! Не хочу!

На что я надеялась – не знаю. Но, конечно, Стас никуда не исчез. Он тоже закричал, вдруг оказавшись близко. Вырвав меня из-под горячих струй воды и прижав сильными руками к стене:

– Зачем ты сюда приехала? Скажи, зачем?! Кто тебя звал?! Этот город не для тебя! Школа не для тебя! Я не для тебя! Тебе здесь не место! Чем он думал, твой отец? Твою мать, чем?! Почему ты такая? Откуда ты такая…

В дверь заколотили, и чей-то голос весело и требовательно произнес:

– Эй, Фрол, ты что там со своей сестричкой делаешь? Открой дверь!

– Фрол, не шути! А как же спор?!

– Да пошли вы! К чертовой матери пошли вы!

Я уже не верила, что этот ужас когда-нибудь закончится. Меня била такая сильная дрожь, что если бы не пальцы сводного брата, впившиеся в голые плечи, я бы осела на пол.

Но он закончился. Этот кошмар все-таки закончился, когда Стас снял с себя рубашку и набросил на мою спину. Достал из кармана телефон, сказал коротко, привалив меня к себе на грудь.

– Мать, забери Настю, сейчас же.

А после я, кажется, потеряла сознание.

У нас у всех получилось, и бабушка ни о чем не узнала. И мачехе и отцу молчание далось непросто, а мне слова оказались ни к чему. Я скучала по ней и просто радовалась близости родного человека, пусть и безмолвствовала большей частью или спала. Лежала, смотрела в окно, любовалась ее посветлевшим лицом, пока она все говорила… говорила… О том, как хорошо себя чувствует, и о том, какой красивый у Гали с Гришей дом. Какая интересная, ответственная для города работа. А еще, что ей, видимо, так и не доведется увидеть сына невестки, потому как мальчишки все время нет дома. «Ох, молодежь!» Не знаю, отправила мачеха куда-нибудь Стаса или он сам ушел, но последнюю неделю моего пребывания в загородном коттедже Фроловых он дома не ночевал.

После бала я два дня пролежала в горячке. С визитом Арсения Дмитриевича, семейного врача, стало ясно, что к травме ноги добавились ангина и бронхит, и меня вновь ждал постельный режим и прием лекарств. Да, я снова болела, подолгу молчала, но в этот раз знала, чего ожидать от города, не принявшего меня, и с нетерпением ждала отъезда домой.

Отец редко приходил один, чаще с бабушкой или женой, но когда появлялся – нерешительно топтался у постели. Опускал ладонь на лоб, поправлял одеяло… Или просто садился на кровать и, неловко покашливая, спрашивал, что я читаю, когда заставал дочь сидящей в кресле у окна. Но чаще все же оставался у жены за спиной, пока она в первые дни, наплевав на работу, хлопотала надо мной. Аккуратно спровадив бабушку смотреть ее любимый сериал на большом плазменном телевизоре, спрашивала о настроении, гладила волосы… И обещала, снова и снова обещала, что все у меня непременно будет хорошо.

– Настенька, ты мне веришь?

Я не верила, но кивала. И неизменно отвечала одно:

– Пожалуйста, Галина Юрьевна, я хочу домой.

Я так и не узнала, чем закончилась та школьная история, но хорошо помню поставленный голос мачехи, пусть из своей комнаты и не могла разобрать слов, в следующие дни телефонных звонков источающий металл. Даже не знаю, откуда в этой жесткой и волевой женщине появлялась мягкость, когда она обращалась ко мне. Чем я, обычная девчонка, забытый ребенок из прошлой жизни ее мужа, это заслужила?

Не знаю. Мачеха и падчерица. Ведь так не бывает?

Но даже в последнее утро, что я гостила в ее доме, она терпеливо доказывала обратное: