Цирк чудес - Элизабет Макнил

в море, когда он впервые увидел ее, как будто только сейчас овладела собой. Она взмывает в небо, скрипя крыльями и перебирая ногами. Он сильнее дергает веревку, и она восторженно вскрикивает. Толпа ахает и свистит. Наверное, она ощущает силу его взгляда, поскольку изгибает шею, чтобы на секунду взглянуть на него. Маленькая рыбка трепещет в его груди, хвостом задевая сердце. Он опустошен надеждой, невозможностью забрать то, что принадлежит Джасперу. Если он прикоснется к ней, это будет конец – по крайней мере, для одного из братьев.

Внизу Джаспер выпевает свои реплики и только слегка запинается. Тоби впитывает каждое слово. «И сегодня я – Князь Обмана – представляю вам немыслимые чудеса…»

Потом, когда их опускают и заканчивается второе представление, все жалуются на смертельную усталость. Тоби наблюдает за Нелл, сидящей у костра. Она, Стелла, Пегги и Брунетт играют в вист, шлепая картами об стол. Она глядит на него, и он видит томление по большему, которое помнит с того, первого раза.

Если она снова привлечет его к себе, он не сможет остановиться. Она проникла ему под кожу, как разделочный нож мясника. Ощущение беспомощности даже приятно, как будто он предоставил решение кому-то еще.

Нелл

Когда Стелла подает ей чашку рома, Нелл качает головой. Ей достаточно просто сидеть у костра, смотреть на бутылки, передаваемые по кругу, слушать пение Виоланте и наблюдать за детьми, раскладывающими безделушки, которые они прикарманили. Она находится в радостном предвкушении. Через пять дней они будут выступать перед королевой. Их репертуар расширится, перспективы немного улучшатся.

Тройняшки репетируют номер между фургонами: они забираются друг другу на спину, прыгают и кувыркаются. «Все должно быть идеально, – сказал им Джаспер с пеной у рта. – Ни одного неверного прыжка, ни одного опавшего шарика! Наше шоу будет безупречным!»

Брунетт сидит немного в стороне и поднимается на ноги, когда Пегги начинает играть на скрипке. Ее движения замедленны и болезненны; ее тело продолжает расти и тяжким грузом давит на кости. Нелл смотрит на деревья и замечает Абеля, который ждет там.

Стелла поднимает голову.

– Будь осторожна.

Брунетт пожимает ей руку и уходит, прихрамывая, к небольшой роще, где стоит скелет игуанодона.

– Что ты ей сказала? – интересуется Пегги и откладывает смычок. – Если снова что-то жестокое…

– Иди, побейся лбом об стену! – рявкает Стелла.

Нелл берет очередную ветку и бросает ее в костер.

– Вчера она вышла замуж за него, – тихо добавляет Стелла.

– За Абеля? – Нелл изумляется собственной зависти. – Теперь она уйдет из цирка?

– Уйдет? – Стелла горько смеется. – Из цирка? Отсюда никто не уходит. Джаспер найдет ее; ей будет трудновато оставаться незаметной.

Нелл опускает глаза и катает пальцами ног раскрашенную сосновую шишку. Ей хочется спросить: «И что тогда?» – но она боится ответа.

– Брунетт не настолько глупа, – говорит Стелла, но ее голос звучит неуверенно.

Свадьба, брачная церемония. Нелл пытается представить это: заплесневелый камень, мерцающие свечи в настенных канделябрах. В историях, которые она читала, это были радостные моменты, счастливая развязка. Любые различия уничтожаются магией любви. Она думает о Брунетт с одуванчиком, приколотым к платью, на две головы выше рыбака, стоящего рядом с ней. Простые оловянные кольца. Священник, с запинкой произносящий слова супружеской клятвы, косясь на семифутовую невесту. Жуткое зрелище. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает…[24]

Поцелуй, когда сбудутся мечты Брунетт о том, чтобы другие люди отказались от предрассудков и видели в ней обычную женщину. Но что потом? Прогулка по пыльному Лондону, где люди будут выглядывать из карет и указывать пальцами на нее? Тягостное возвращение к цирковому шоу, которое она ненавидит. Сможет ли она уйти? Осмелится ли сделать это?

Краешком глаза Нелл замечает, что Тоби смотрит на нее. Она встает и в одиночестве прогуливается по парку. Растения начинают увядать: некоторые розы побурели, стали ломкими и нуждаются в очистке, опавшие сливы превращаются в кашу под ногами. Она тянется за превосходной на вид сливой, желтой и мягкой, и поворачивает спелый плод в кулаке. Острая боль пронзает ее палец. Она вскрикивает, и пьяная от сахара оса выползает из норки, пробуренной в кожуре.

Когда Нелл высасывает яд, она возвращается к фургонам. Потом останавливается. Брунетт стоит в стороне под дубом, Абель прижался лбом к ее груди. Нельзя подглядывать, но Нелл не может пересилить себя и подкрадывается ближе. Брунетт плачет, но мужчина встает на цыпочки и что-то шепчет ей в ухо. Он наклоняет ее голову к себе и целует ее в щеку. Эта сцена так пронзительна, что Нелл отворачивается.

Она тихо возвращается к фургону по дорожкам, посыпанным опилками. Что-то неощутимо двигается позади: один из работников Джаспера. Наблюдает ли он за ней, следит, чтобы она не сбежала? Вероятно, он просто гуляет, как и она. Люди у зверинца, охраняющие животных, уважительно прикасаются к кепкам, а мартышка бьет себя в грудь и визжит. Там больше работников, чем обычно, и все смотрят на ворота, как будто чего-то ждут. Нелл наступает на афишу и поднимает ее. Она изображена в самом центре, под лицом Джаспера.

Эта девушка – она сама. Нелл часто казалось, что она просто дрейфует по дорогам, проложенным другими людьми. Каждый раз, когда пытается свернуть с пути, она сталкивается с чужими мечтами. С мечтой Джаспера о великом цирке, мечтой ее брата о фермерском хозяйстве в Америке, мечтой Стеллы о собственной труппе. Собственные мечты Нелл остаются взаперти, ее ум затуманен неуверенностью в том, кто она такая и чего хочет. Но когда она смотрит на афишу со своим изображением – тело вытянуто в струнку, светлые волосы развеваются за спиной, – до нее доходит, что она вольна распоряжаться своей жизнью. Ее снедает острое желание найти Тоби, ощутить тепло его тела напротив своего тела.

В фургоне Тоби не горит свет, но у нее такое ощущение, что он тоже бодрствует и чего-то ждет. Она спешит туда, тихо стучится и шепчет:

– Ты не спишь?

Он что-то бормочет в ответ, и она открывает дверь.

Внутри пахнет фотографическими химикалиями. Она натыкается на банку, потом цепляется за веревку с развешанными фотографиями и тихо ругается. За ее спиной шуршат простыни.

Удивительно, как быстро это происходит. Только что она была наедине с собой, а теперь сплетена с другим человеком, притянута к нему. Сила физического контакта почти невыносима. Ее руки скользят по выпуклостям его спины, ощущают мышцы, выступающие по обе стороны от позвоночника. Его губы прижимаются к ее губам. Его мощь и массивность – она едва может обхватить его руками за пояс. Ее руки останавливаются в мягкой складке над бедрами. Он морщится, как будто ему больно.

– Нелл, – бормочет он. – Так не должно быть… это…

Но и сам он не останавливается, не отрывается от нее. Он неуклюжий, и его пальцы жесткие, как рог. Его щетинистая щека прижимается к ее щеке. Шок и восторг от его рук, шарящих по ее телу, проникающих ей между ног. Ее мир сжимается до чистых ощущений, до покусывания его губы и его ответного вскрика. Она усаживается на него и пригвождает к себе.

– Нелл, – говорит он.

Они лежат на полу его фургона, стеклянные банки и флаконы дребезжат и раскатываются вокруг. Она вонзает ногти в его кожу, как будто