Мама, я Великан - Евгения Сергиенко

– Налоги, бизнес, криминальное прошлое… – перечисляет Груздь. – Он везде чистенький. Ничего, что могло бы сыграть нам на руку, кроме фонда, нет – но фонд полностью его, туда нос не засунуть.

Зал снова разрывают аплодисменты.

Речь окончена.

Мой выход…

От волнения сводит желудок, во рту пересыхает, воздух вновь становится до невозможности тугим.

– Пробейте по базе ГИБДД, – тихо говорю Груздю и встаю из кресла.

– Что–что? – переспрашивает он через шум зала.

– ГИБДД, – наклонившись, произношу ему прямо в ухо, чтобы наверняка. – Смотрите базу ГИБДД, особенно пригородные трассы!

Валентин Валентинович удивленно поднимает брови и кивает.

Василий Палыч, окончательно покраснев, толкает меня в сторону сцены.

Под бешеный стук собственного сердца дохожу до конца ряда, поворачиваю к маленьким изящным ступенькам, на ватных ногах поднимаюсь на сцену, не поднимая глаз, подхожу вплотную к микрофону.

– Добрый вечер, дорогие гости и уважаемы коллеги… – глядя себе под ноги, прикасаюсь к серьгам… Сияние – оно маленькими разрядами тока проносится по всему телу. Значит – все так, как нужно!

– Меня зовут Ия Яновна, я работаю в «Белочерном» с самого открытия… – поднимаю глаза – несколько сотен взглядов устремлены на меня. Страх впивается в горло, но я быстро нахожу глаза Майи и отгоняю сомнения.

Майя смотрит взволнованно, напряженно и с предвкушением.

– Сейчас я являюсь заместителем главного редактора, считаюсь одним из самых перспективных журналистов, а еще…

Вдох, выход.

– А еще, это я – Великан!

Слезы льются, и я не могу их остановить. Не могу вспомнить, когда я вот так беззвучно рыдала, и рыдала ли. Не могу объяснить, что именно так задело во мне самые живые и тонкие грани, и это кажется безумным, но с каждым словом от Ии исходит свет… И я вижу это сияние. Вижу своими глазами!

Вцепившись в руку ошарашенного Степана, я вытираю слезы ладонью, чувствуя, как размазываются тени, расплывается тушь – но этого все равно никто не заметит. Все взгляды принадлежат Ие… Это ее звездный час! Абсолютную тишину нарушают только щелчки фотоаппаратов и вздохи.

Как она говорит!

Так искренне! Просто! Легко!

Рассказывает о Великане от самого его появления до последних громких статей. Раскаивается в резкости, просит прощения у обиженных, говорит о справедливости, чести, долге, нравственности…

Повернув голову, вижу полное ужаса красное лицо Василий Палыча, оглянувшись – такую же, только белую, физиономию придурка в рубахе в последнем ряду.

Она сделала это!

Она смогла!

Ия говорит и говорит, ее голос звучит уверенно и гордо, совсем не так, как полчаса назад на крыльце. Ее энергия накрывает всех своей чистотой. Ее правда – проникает в сознание, касается сердец, возвышает души…

Посмотрев по сторонам, я вижу, что слезы прорвались не только у меня.

Почему они плачут?

Я просто говорю правду, которая потоком льётся прямо из моего сердца и, кажется, накрывает все пространство зала.

Все слушают мою речь.

Все!

Все до одного проникаются честными словами и смотрят на меня с таким пониманием и принятием, словно каждый из присутствующих здесь – тоже Великан.

Словно каждый носит в душе такое же хитросплетение таланта, сумасшествия, страха и раскаяния, как я.

Будто все до одного понимают, что значит любить то, что делаешь, строить грандиозные планы, сочинять будущее, а потом вдруг осознать, что светлые тона давно закончились и в руках совсем другие краски.

Даже суровый Василий Палыч смотрит на меня строго, но нежно, требовательный Груздь сидит с открытым ртом и взглядом, полным сочувствия, коллеги глядят красными от слез глазами, и даже первый ряд высокопоставленных гостей, смущенно шмыгает носами и не отводит от меня глаз.

– … Спасибо, что выслушали мою правду, – говорю уже дрожащим голосом. – Ещё раз прошу прощения у всех уязвлённых острым языком Великана, и в своё оправдание могу сказать лишь одно – я просто хотела справедливости. Оказалось – что пока её нет во мне, искать где-то ещё бесполезно. Поэтому… – я делаю глубокий вдох. Тишина становится звенящей, и даже фотографы отрываются от глазков аппаратов, вытянув лица. – Поэтому от души благодарю «Белочерное» за все прекрасное, новое и интересное, что было в моей жизни, но Великан больше не будет писать, а я больше не буду работать журналистом.

Медленно выдыхаю в окутавшую зал тишину и кланяюсь, закончив свою исповедь.

Все молчат.

Не отрываясь, продолжают смотреть на меня, словно ожидая чего-то ещё.

Но это все.

Все, на что я способна.

Все, что может рассказать моё сердце, перешагнув через боль, стыд и страх оказаться непонятой и осуждённой.

Вдруг где-то в конце зала тишину освещает резкая вспышка аплодисментов.

Они звучат как спасение, как ответ на мою искренность, как первая оценка моего чистосердечного признания.

У двери стоит Эф.

Откуда он взялся?!

Он пришёл? Он не бросил меня?!

Эф сияет, я вижу исходящий от него свет и чувствую, что от меня исходит точно такой же.

Он смотрит так, как будто никогда не видел ничего прекраснее, и аплодирует, словно желая накрыть меня своими руками, защитить от страхов и привести в сознание замершее пространство Дома культуры.

И ему это удаётся!

Миг…

Майя поднимается на ноги и, крикнув «браво, Ия!», начинает неистово хлопать.

Еще миг…

За ней встают Степан, Римма, Дима, Ефим. Главред, качая головой, тоже поднимается на ноги, встаёт Валентин Валентинович, весь первый ряд, все СМИ, все задние ряды… Аплодисменты взрываются и наполняют зал звуком, который, окутав меня волной тепла, врывается в самое сердце.

Слезы застилают глаза.

Я ещё не до конца поняла, что именно произошло и какой у этого события вес – но сегодняшний день запомнится как один из самых прекрасных в жизни.

Прекрасных и наполненных волшебством!

«Ия, скажите, у вас есть доказательства того, что вы Великан?» – репортерский микрофон появляется у моего лица, как только я шагаю со сцены и хочу подойти к Эфу.

«Ия, вы сами писали все статьи или вам помогали?»

«Скажите, вы дадите интервью нашему каналу?»

«Ия, почему вы дали отставку Великану, почему решили завершить карьеру на пике?»