Любовь и Боль - Стеффи Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему ты так со мной поступила?
Почему?
Почему именно ты?
Да если бы Зоуи кровью расписалась под этими словами, мне было бы плевать. Если бы даже явилась Эмилия и подтвердила всю эту чушь, мне было бы вдвойне плевать, потому что ты бы оставалась на моей стороне.
Русалочка…
Хочется разгромить все вокруг и выть, разрывая связки. Я гребанный слабак, но мне, черт его дери, больно. Очень больно. Я же любил тебя! Всем сердцем! Блядь, я и сейчас тебя люблю! Сука! А ведь, посмей кто так тебя назвать, разбил бы лицо, похлеще, чем Спарксу…
Пью снова и снова. Пока в дверях не раздаётся щелчок.
Пара неуверенных шагов и до слуха доносится тоненький голосок:
— Райан, — врезается в тело, пробираясь по воспалённым нервам.
Ха!
Единственная, чью игру я не смог разгадать.
Стоит в дверях комнаты и робко смотрит на меня. Подумать только, какой невинный взгляд.
— Райан, я…
— Сука. — заканчиваю за неё и её взгляд немеет.
Кое-как встаю и, пошатываясь, подхожу к девушке. Провожу пальцем по линии чувственных губ.
— Очень лживая сука. Блядь! — вторая рука, сжатая в кулак, врезается в стену около ее головы.
— Почему? — обхватываю тонкую челюсть. — Отвечай мне, почему?
Потому что я послал их всех на хрен, когда они назвали мне твоё имя, сказав, что всё это твоих рук дело. Грубо послал и повесил трубку. Ни на минуту не сомневался в тебе.
А потом они прислали запись. И я снова не поверил. Не хотел.
Ты хоть представляешь, насколько глубоко проникли в меня твои лживые глаза и слова?
Но следом они направили скрины переписки. Кроме тебя я никому не рассказывал об отце. Но ты решила поведать миру не только мою биографию. Помимо этого, ты почему-то захотела представить меня чуть ли не психопатом, озабоченным козлом, который берет женщин силой. И даже это не ранило так сильно, как те фотографии…
Хватаю Хлою за руку и с силой тащу к столу, на котором лежат ее снимки с этим убогим футболистом. Как они нежно обжимаются в коридоре и идут к ней в номер. А рядом фотографии с каким-то темнокожим парнем, неизвестный хрен приобнимает ее за плечи. А она стоит, и вся светится, еще бы, на втором снимке парочка во всю сосется.
— Смотри, — тычу в снимки. — За эту неделю, что тебя не было, ты с ними обоими трахалась?
— Райан, я…
— Или вы, может, закатывали веселые групповушки?
Из всех женщин вокруг я полюбил самую лживую суку!
— Хочешь сказать, фотомонтаж? — с силой трясу ее.
Блядь, ну скажи, что гребанный монтаж.
— Нет, Райан…
— Признаешь! — от выпитого и нервов меня будто лихорадит. — Мне порадоваться, что футболист задрал тебе юбку?
— Нет! — кричит она. — Нет!
Но я не могу остановиться. Мне слишком больно. При этом ощущаю какую-то нездоровую физическую потребность до нее дотрагиваться, именно поэтому я все еще удерживаю Хлою в своих руках. И ненавижу себя за то, что даже сейчас, зная о ее двуличности, готов жадно целовать ее губы.
Целовать, обнимать, снова целовать. Ненавижу то, как сильно хочу русалочку, несмотря на всю эту грязь. Потому следующей фразой я стараюсь отрезвить и ранить себя больнее:
— Или, может, ты и раньше с ним трахалась, а при мне изображала из себя недотрогу? Ой, смотрите, я такая невинная, что во мне уже успела побывать целая футбольная команда!
Она дергается, будто от удара, и резко убирает от себя мою руку. Лицо теряет цвет, стеклянный взгляд смотрит сквозь меня. Во мне вспыхивает невыносимое желание прижать ее к себе, за что я становлюсь себе еще более противен…
Она уходит прежде, чем я успеваю среагировать. Мир вокруг плывёт. Опускаюсь на пол и закрываю глаза.
— Райан? — кто-то трясет меня за плечо.
Распахиваю веки и смотрю на обеспокоенное и размазанное для моего нынешнего зрения лицо своей сестры.
— Ты в порядке? Хлоя приходила? Почему ты напился, и где она?
— Твоя лживая подружка всех нас перехитрила, — криво усмехаюсь.
— Ты слишком много выпил и бредишь, — Элизабет пытается поднять меня с пола. — Ты же… — чувствую, как мысль рождается в умной голове мелочи, — Не поверил, что это моя Хлоя-моня могла дать то дебильное интервью? Райан?
— Не поверил. Но они, блядь, прислали доказательства.
— В наш век я тебе сама, что угодно, пришлю, — ее очередная попытка меня поднять с треском проваливается.
Притягиваю сестру к себе и шепчу в ухо:
— А ты знаешь, что она трахается с твоим футболистом?
— Заткнись, — Элизабет сердито отталкивает меня от себя.
— Открою тебе секрет, она не была девственницей, как ты считала. Посмотри фотографии на столе.
Сестра больше не делает попыток меня поднять. Она встает и с опаской косится на стол, как если бы по нему бегали крысы.
— Не может быть. Она бы сказала мне. — присаживается на край дивана и хватается за голову, — Что… что… могло ее заставить молчать о таком важном событии? — мое пьяное убожество на полу перестает ее волновать. — Только не это… — глухим, чужим голосом, произносит Элизабет. — Гребанный мудак!
— Согласен. Мудак футболист. А она втерлась к тебе в доверие…
— Блин, Райан! Нет! Пожалуйста, замолчи! Она точно не предпринимала попыток, чтобы сблизиться со мной. Я все сделала сама! Шептон, как ты понял, нравится мне давно. В средней школе он пару недель встречался с Самантой Броди, которую я откровенно недолюбливала из-за ее лживой сучьей натуры. Эта крашенная блондинка, как и многие до нее, пыталась со мной сдружиться, но получала заслуженный отворот-поворот. Потом они с Джорджем расстались, и я стала свидетельницей ее одиноких крокодильих слез на спортивной площадке. Сомневаться из-за чего она убивается не было повода. Строить из себя целиком и полностью стерву тоже не хотелось, поэтому я подошла ее поддержать в убеждении о скотской натуре Шептона
— Он сказал, что ему нравится другая. — со злостью призналась тогда Броди, оценивающе меня разглядывая.
— Да? И Кто? — стараясь не звучать заинтересованно, спросила я.
— Хочешь узнать, да? — усмехнулась ведьма.
— Не то чтобы…
В этот момент на дорожке показалась Хлоя. Новенькая, не так давно перешедшая в нашу школу.
— Она. — тыкнула в нее пальцем Саманта. — Джордж полностью очарован этой миленькой Райт.
Сестра поднимает на меня глаза, как после долгой исповеди.
— В тот же день я подсела к Хлое в столовой.
— Держи друзей своих близко, а врага еще… — я не успеваю договорить.
Мы оба поворачиваема на шорох, раздающийся в дверях. Та, о