Четвертая жена - Алима Суфьян

— А как же твои бабушка и дедушка?

— Я даже не знала, что они живы. Меня слишком оберегали в детстве.

— Как же ты их нашла?

— Случайно. Можно сказать, дедушка нашел меня.

— Ты хочешь, чтобы я забрал их во дворец? Или мы можем поехать навестить их.

— Нет, не нужно. Они никуда не захотят переезжать. И они живут очень уединенно, им не понравится, если я буду нарушать их размеренный распорядок. Они помогли мне, когда я в этом нуждалась, но сейчас их жизнь снова стала спокойной, как раньше, и изменений они не желают.

— Почему же ты так долго не возвращалась?

— Я ведь уже говорила. Я ушла одна, ночевала не дома, показала всему свету свое лицо. И я больше не хочу его закрывать, пусть даже все сплетницы города обсуждают это целыми днями.

— Я искал тебя так долго… Мне все равно, если ты хочешь нарушить этот обычай. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Нужна так сильно, что я чуть не умер от разлуки с тобой. Ходи с открытым лицом, как мастерицы.

Лейла улыбнулась и поцеловала Маруфа.

— Ты и правда заболел из-за того, что меня не было рядом?

— Да, правда.

— Но как же Мариям, Любна и Дария? Когда ты вернулся из Долины джиннов, они уже выздоравливали.

— Да, это было огромным сюрпризом. И я знаю, что это тоже ты сделала. Все, что есть хорошего в моей жизни, теперь связано с тобой.

— Но остальные твои жены? Мне ведь придется… мне придется делить тебя с ними.

Лицо Лейлы омрачилось, и она подтянула покрывало, чтобы укрыться. Ей вдруг стало неуютно.

— Они многое перенесли. Я не могу отослать их в их семьи или выгнать на улицу. Они этого не заслуживают.

— Конечно, нет! Я этого тоже не хочу.

— А значит, у меня нет выхода. Они останутся в моем доме, они всегда будут моими женами. Таков наш закон. Если бы я знал, что встречу тебя, я не женился бы. Но развод у нас почти невозможен, только если жена обесчестила мужа, и тогда позор падает на ее голову. Я никогда не позволю никому обидеть их. Они ни в чем не виноваты.

— Да, я знаю, — тихо сказала Лейла.

— Но я могу пообещать тебе одну вещь…

— Какую?

— Я буду верен тебе. Ты будешь моей любимой женой. Если родятся у меня дети, то они родятся от тебя.

При этих словах Лейла снова вспомнила о своем умершем малыше, и лицо ее омрачилось. Ничего не сказала она о ребенке мужу, не желая перекладывать на его плечи еще и эту ношу.

— Я поговорю с остальными, — продолжал Маруф. — Они получат все — почет, безбедную жизнь, свободу путешествовать. Но я не буду больше навещать их в опочивальнях.

— Маруф! Ты уверен? Ведь они тоже твои жены… И они до конца жизни будут лишены любви…

— Я знаю, и это меня печалит. Но я не хочу быть с кем-то, кроме тебя.

Лейла замолчала. Она с беспокойством думала о том, как воспримут эту весть старшие жены Маруфа. Как они будут после этого к ней относиться? Они пострадали из-за этого замужества. И вот теперь, когда к ним возвращается здоровье и радость жизни, им скажут, что их роль сведется к формальности. Перед всем светом они будут считаться женами Маруфа, но никогда не увидят от него ни ласки, ни любви.

— Они будут злиться. На меня и на тебя, — произнесла она наконец. — Ведь они твои жены.

— Да, я знаю, но только ты моя любовь. Им придется смириться.

— Ты не любил ни одну из них, когда вы поженились?

— Я не знал их до свадьбы, как и тебя. Я надеялся, что у меня будут ласковые добрые жены, а главное — дети. Я не мог найти себе места, когда видел, что с ними происходят, но я не чувствовал, что… люблю. Все говорили о проклятии…

— Да, это было проклятие.

Лейла наконец рассказала о том, что нашла в комнате Айши.

— Я не понимаю только одного, — сказала она, когда рассказ был окончен. — Почему она так ненавидела тебя? За что хотела отомстить? Ты давно ее знаешь?

— Я увидел ее в первый раз, когда она начала здесь работать. Господин Карим нанял ее перед первой свадьбой. Так как у нас появилась женская половина, нужна была управительница. Она пришла поприветствовать меня, но после мы почти не виделись. Она заправляла всем на женской половине, служанками, порядком, поручениями жен. Я никогда не был ею недоволен, но я почти ее и не видел.

— Почему же она жила в такой маленькой неудобной комнатке?

— Я не знаю. Во дворце есть покои для управительницы. Наверное, она предпочла другую комнату, но у нее был другой выбор.

— Значит, ты никогда не видел ее раньше?

— Я уверен, что нет.

— Я нашла в ее сундуке еще кое-что… очень странную вещь… любовное письмо.

— Письмо? И кто же написал ей письмо?

— Я не уверена, что писали ей. Но я точно знаю, кто его послал. Это был ты.

— Что?

Маруф был искренне удивлен.

— Я никогда не писал никому любовных писем. До того как я встретил тебя, я не переживал подобного чувства.

— Но я уверена, что это твой почерк.

— И что же было в том письме?

Лейла вскочила с кровати, как была, нагая, и побежала в угол комнаты, где стоял сундук, в котором она прятала свою шкатулку.

— Я сохранила его. Держи.

Маруф любовался стройным телом жены, которое было прикрыто только длинными черными волосами с длинной белой прядью. Но когда она принесла пожелтевшее письмо, его удивление было таким сильным, что он полностью отвлекся от созерцания ее красоты.

— Уарда! — начал читать он вслух, но потом замолчал и продолжил чтение про себя.

Он отложил его в задумчивости. Лицо его стало меланхолично-грустным, словно он погрузился в воспоминания. Лейла не решалась прервать его ностальгические раздумья.

— Это не любовное письмо, моя Лейла, — произнес он наконец. — Я помню ее, эту девушку. Уарда…

Он вздохнул и начал неспешный рассказ.

— Мы были детьми, наши отцы дружили, и мы тоже. Мы проводили время за играми, пока ей не исполнилось двенадцать, и ее не стали заставлять носить покрывало. После этого мы продолжали видеться, всегда только при слугах, вели чинные разговоры о книгах, философии и погоде. Но мы все равно были близки, а чтобы нам не мешали общаться, придумали обмениваться письмами. Нам помогала