Четвертая жена - Алима Суфьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо тебе добрая женщина! — сказала Лейла, вставая с земли.
Нищенка смотрела на нее с любопытством.
— Не знаю я, кто ты, но думаю, что ты собираешься уйти из Аккалы, — сказала она задумчиво. — Что ж, добрый путь тебе… Как твое имя?
— Малика, — ответила Лейла, по привычке последних месяцев.
— Доброго тебе пути, Малика, да благословит тебя Всевышний. Надеюсь, что не встретится тебе опасность, и что мы еще сможем увидеться в одном из городов, и я расскажу тебе еще одну легенду.
— И я надеюсь, — просто ответила Лейла. — Я тоже не знаю, как ваше имя.
— За столько лет скитаний я его уже позабыла. Да разве могут быть у нас имена, мы же просто нищие с городских рынков. Меня называют Великаншей, за высокий рост.
— Я не забуду тебя, Великанша, — сказала Лейла и поклонилась.
Глава 5
Идти было тяжело. Живот уже стал заметным, а за четыре недели пути она совсем ослабла. Уже кончался сентябрь, по подсчетам Лейлы, ребенок должен был появиться в конце ноября. Когда-то они проделали путь до Саранда за десять дней, но они были верхом, ночевали в гостевых домах и досыта ели. Теперь же ей приходилось идти пешком, прячась от людей. В городах Лейла просила милостыню, чтобы купить немного еды, а на ночлег всегда устраивалась в лесах или в оврагах. Приходилось останавливаться и днем, чтобы отдохнуть хоть немного, а потому путь растянулся. Пару раз Лейла сбивалась с дороги, но в итоге всегда находила нужное направление.
Живот у нее вырос, но руки и ноги стали худенькими, как ветки яблони. Ее обувь давно развалилась, и ноги стирались в кровь от многочасовой ходьбы. Она опускала их в прохладные ручьи, чтобы хоть как-то унять пульсирующую боль, но это помогало ненадолго. Короткие волосы свалялись под платком, она давно не расчесывала их. Руки, которые она больше не мазала красной грязью, заживали медленно. Они были покрыты коркой, под ногтями была грязь, одежда ее совсем прохудилась. Теперь в городах она уже мало заботилась о том, чтобы хорошенько заматывать лицо платком — она так подурнела, что с трудом узнавала себя, когда случайно видела свое лицо в зеркале у торговок на рынке. Щеки ее ввалились, кожа стало серой, губы были сухими и потрескавшимися от ночного холода. Ее бы теперь не узнал и сам Маруф, если бы случайно увидел. Книга больше не менялась, на ее страницах все еще светилось зловещим названием Черное озеро.
Оставался самый трудный этап пути — дорога через горы, окружавшие Саранд. Там гибли иногда даже опытные путешественники, купцы, которые водили свои караваны. Что говорить о слабой одинокой женщине, беременной, босой, уставшей от длинного пути и ослабшей от постоянного голода? Но в ее душе жило желание защитить свое дитя и слабая надежда снова увидеть Маруфа. Любовь давала ей силы продолжать путь, согревала ее прохладными ночами, заменяла изысканные яства, когда она грызла черствый хлеб и запивала его водой из ручья.
Сначала в горах была только одна дорога, утоптанная многочисленными всадниками и пешими путниками. Но очень скоро она разделилась на множество тропинок, каждая из которых, извиваясь и петляя, вела в свою сторону. Какую же выбрать? Она пошла по той, что вела налево, и тут почувствовала, как забился ребенок в ее чреве, заметался, так что ей стало больно.
— Тебе не нравится этот путь? Я ошиблась тропинкой? — спросила она вслух и повернула назад. Снова дошла до развилки и сделала шаг по другой дороге. И опять ребенок начала больно толкаться. Она выбрала третий путь и ощутила лишь мягкое шевеление, как будто малыш успокоился и дает ей знак, что теперь все в порядке.
Так она и продолжила свой путь. Иногда широкая и удобная тропинка, которая так и манила ее, не нравилась ребенку, и ей приходилось карабкаться по другой, еле заметной, круто уходящей вверх по склону. Однажды ей пришлось перелезть через кучу камней, упавших на ее пути, и она разодрала в кровь начавшие заживать руки. В другой раз острая ветка рассекла ей щеку, и она почувствовала, как кровь стекает по ее щеке. А еще однажды вечером, когда она уже устала идти, но не могла найти места для ночлега, запнулась о корень дерева, выступавший из-под земли, упала и разбила колени. Боль сопровождала каждый ее шаг. И как только она привыкала к ней, забывалась, происходило что-то еще, чтобы усиливало ее, добавляло новую рану, новую ссадину.
Лейла довольно скоро поняла, что она идет уже не в Саранд. Видимо, в каком-то месте она свернула и ушла к востоку, туда, где когда-то заблудился знакомый Великанши. Саранд остался в стороне, и Лейла была рада, что ей не пришлось снова увидеть его — город, в котором живет ее любовь, и в котором она могла бы быть счастлива. Боль в теле она могла стерпеть, но боль в ее сердце, вспыхнувшая с новой силой при виде городских стен, сразила бы ее наповал.
Очень скоро всякие тропинки кончились совсем. Ей пришлось продираться сквозь лес, сухие ветки разодрали ее и без того рваную одежду, и она висела лохмотьями, едва прикрывая истощенное тело и большой живот. У нее кончился хлеб, который она купила на последние деньги в селении, и голод пришлось утолять холодной водой из ручьев. «Если я не доберусь до озера как можно скорее, я умру здесь, среди непроходимого леса, и никто даже не будет знать, где я, чтобы меня оплакать», — подумалось ей, но она не огорчилась этому. Мысль о смерти сопровождала ее, как и робкая надежда, уже давно, и она свыклась и с тем, и с другим, иногда странно чувствуя себя, понимая какие противоположные мысли царят в ее разуме. Не пугали ее уже ни звуки, которые она слышала в лесу, ни волчий вой, ни крики странных птиц.
Она шла по лесу,