Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

Первый цыпленок выпадает из контейнера и врезается головой в гудроновое покрытие. С несколько ошарашенным видом он поднимается и ковыляет прочь. Прооперированный бедняга, сообразив, что в этом году ему не удастся получить ежегодный приз «Лучшего кота Мунды», бежит в противоположном направлении, преследуемый своим хозяином.

— Komm zurück, Schatzi! Пожалуйста! Котик, вернись!

Мы бросаемся к контейнеру. К счастью, внизу он не поврежден. Я вручаю его Луте, а сам в сопровождении пары пацанов начинаю собирать разбегающихся цыплят и как можно осторожнее водворять их на место. Всякий раз, когда мы приподнимаем крышку, изнутри выскакивает еще несколько штук, улепетывающих в разных направлениях и болтающих головами из стороны в сторону, как персонажи мультфильма. Наконец нам удается собрать их всех, и мы, плотно закрыв крышку, проталкиваемся через собравшуюся толпу. Смех и улюлюканье преследуют нас, когда мы поспешно ретируемся к своему каноэ.

К счастью, начинается прилив, так что мы благополучно минуем риф. Когда мы входим в залив, на берегу уже стоят все жители деревни. Мальчуганы подхватывают драгоценные ящики и несут их в курятник.

— Так, — обращаюсь я на пиджине к собравшимся и, памятуя о своем преподавательском опыте, выдерживаю паузу, привлекая внимание. — Я не хочу, чтобы малышня бегала по курятнику. Они перепугают всех кокорако. (Которые и без того уже перепуганы до смерти.) Поэтому в ближайшие дни вы не должны…

Договорить мне не дают; до меня доносится топот босых пяток, удаляющихся по направлению к курятнику. И вскоре я остаюсь один-одинешенек, а потом присоединяюсь к большинству.

Вечером за карточным столом утренняя история обрастает новыми подробностями. Всем не терпится услышать, как было дело. Кормящие матери, не отрывая младенцев от груди, закидывают головы и хохочут, слушая, как от нас улепетывал кот и как мы ловили разбегающихся цыплят.

Позднее появляются Маленькие Джон и Джордж со своими факелами. Оба несут под мышками матрацы, набросив на плечи простыни. Я спрашиваю, куда они направляются.

— Мы идем спать в длинный дом, который кокорако. Нехорошо, когда кто-нибудь украдет.

— Да уж, в этом ничего хорошего не будет, — соглашаюсь я.

Думаю, Капитан был бы счур рад, — улыбается Лута, когда все расходятся. — Теперь мы можем начать улучшать деревню.

— Надеюсь, надеюсь, — откликаюсь я, ощущая невероятное счастье оттого, что, несмотря на многочисленные препятствия, нам удалось-таки добиться своего. И хотя до процветания, которое переживала деревня при Капитане, было еще далеко, он наверняка одобрил бы наше начинание. Без сомнения, впереди нас ждет еще долгий путь. И я поднимаюсь в свой дом, чувствуя, как в моих ушах звучит зловещее предостережение тетушки.

Цыплята, благополучно водворенные в новый дом, процветали, и теперь после длительных метаний жизнь деревни могла вернуться в обычное русло. Время замедлило свой бег и вновь не спеша начало обтекать острова, и я, удовлетворившись, спокойно дрейфовал вместе с ним сквозь дни и недели. По своему опыту мне стало понятно, что попытки повлиять на ход событий или ускорить их ни к чему не приводят, а потому я снял с руки часы и убрал их в ящик деревянного шкафа. И вскоре белая полоска, оставленная браслетом, поблекла и окончательно исчезла под загаром.

В обыденность жизни вносили разнообразие лишь восходы, закаты, смены утра и вечера, изредка она нарушалась также возникающими чувствами голода и жажды. Порой, удовлетворив их, я с готовностью откликался на мольбы налившихся свинцом век и на пару часов ложился соснуть. Приучившись каждое утро брать низкий старт от колодок амбиций и успеха и нестись по направлению к зачастую невидимой финишной прямой, не мог отучить себя от самодисциплины и навязчивой идеи, что все должно быть сделано в срок. Однако по прошествии некоторого времени мне удавалось сдерживать рефлекс собачки Павлова при звуке стартера.

Случались длинные периоды, когда вообще ничего не происходило, однако эта бездеятельность лишь усиливала удовольствие от ожидания особых событий в жизни деревни — ежегодных праздников, к которым готовились и которые заблаговременно обсуждали. Один из таких праздников наступал через несколько дней после прибытия цыплят, и поскольку у меня теперь выдался особый повод для празднования, я ждал его с особым нетерпением.

Самым крупным праздником в Мендали, не считая Рождества и Пасхи, был день Святого Андрея. Как выяснилось позднее, это никакого отношения к шотландской традиции не имело. Мысленно я уже приготовился к поеданию бараньего рубца с ямсом и к танцам вокруг ножей в килтах из пальмовых листьев под звуки бамбуковых волынок. Однако, как выясняется, Святой Андрей, рыбак по профессии, — это покровитель деревенской церкви, и именно в его честь устраивается религиозное празднество.

Христианская религия на Соломоновых островах воспринимается не как модный аксессуар, а с глубокой серьезностью, что производит еще более сильное впечатление, когда живешь в мире, в котором серьезно не относятся ни к чему. С двумя ежедневными молебнами по будням и тремя по воскресеньям она структурирует дни и, насколько я мог заметить, заставляет своих последователей жить в соответствии с заповедями, по крайней мере, насколько это возможно для людей, постоянно подвергающихся искушениям. Каждый островитянин являлся прихожанином одной из многочисленных церквей, расположенных на островах, и я впервые ощутил пользу от крещения. Нежелание принимать тот или иной бренд, хотя бы внешне, влекло за собой порицание.

Недостаток религиозности островитян заключался в том, что они с готовностью принимали любых миссионеров, которые в огромном количестве курсировали между островами. А разношерстная компания проповедников состояла из самых бессовестных лицемеров и недоразвитых придурков. Это были ярые горлопаны, щедро раздаривавшие буклеты и листовки и беспрестанно оравшие: «Да, найдите путь в этой жизни, и вы обеспечите себе вход в следующую!»

Почти каждый день на рынке в Мунде можно было встретить исключительно сомнительного типа — Тредфелла, как его называли собратья. Однако остальные его именовали Чудовище Тредфелл. Седой и чернобровый, он обличал своих слушателей во всех мыслимых и немыслимых грехах, с которыми явно был знаком не понаслышке. По крайней мере, о его пристрастии к молоденьким островитянкам знали все. Однажды, проходя мимо него, вещавшего среди рассевшихся на земле женщин, я отказался взять его листовку. Чувствуя, что он упускает возможность спасти очевидного грешника, Чудовище Тредфелл склонился к моему уху и прошептал своими влажными бесцветными губами:

— Это не навредит, а помочь поможет.

Но я лишь передернул плечами и двинулся дальше.

Зато отец Джошуа был исключительно симпатичным. Служа викарием Западной провинции и не имея собственного транспортного средства, он был вынужден путешествовать от острова к острову на попутных лодках, прихватив с собой бутылку вина и несколько облаток для причастия. Он недавно женился, и теперь его обременяла целая орава плачущих младенцев. Однако его простодушие и искренняя заинтересованность в благополучии прихожан делали его любимым гостем в Мендали.