От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - Ян Эмильевич Пробштейн

пелимне твое имяно ты ничего не сказал. Все же тыоднажды раньше сказали оно здесь, есть, ностоль недвижно.О, в одиночестве я выкликаю своеимяи ты однажды звал меня и зовешь до сих порпо-своемуты выкликаешь свое имяштатам, чей путь – продолжатьидти рядом поэтому я так много пишуНочью штатыкого ты любишь – это твоялюбовьразличье между хаосом извездой полагала ив этом различье, как они полагаликак-тостранно но не таккак ясчитала, что из этогоизнеможенияродится свет, что такое изнеможеньечеловек, чье лицоизменяется постоянноно я все равно никогда, что-точего яникогда не приму либоне буду касатьсяя рассмотрю твое лицо завтрая надену пурпурное платье и яназову свое имяНочью штатывы, кто живы, и вы, кто умерликогда люблю вас в одиночестве всю ночь ивот чем я занятапока уже не смогу писать из твоейсамодостаточностине хочу трюковукрашательствасловами не сегодняшней ночью хочучтобы речь была окрашенамной самой но так не выходит. Но мнебыло б удобнее если б эти словаесли б ониозначали этивсе этиШтаты где слова правдивысловаНо не я сама. Монтана. Иллинойс.Эскондидо.1988 Ян Пробштейн

Матерь Маска

B волосах Матери Маски прутья торчатиногда она вся – сплошной глаз, что закрыт на засовзвёзды на веках, открытые настежь моряОткрытые фильмы о прошлом, a небесазакрыты, открытые боль, ирис, ясность события скорбьЯ не помню разницы между «закрыт» и «открыт»то иль другое, одно есть другое, всегдаМатерь Маска смотрит женским лицомв зеркала – на карие на голубые свои глаза.На тонкие толстые брови, прямой круглый нос, на острыйи плоский свой нос, большегубый свой ротв форме сердечка красивые зубызелёную бурую белую черную кожудеревянное мужиком нарисованное лицооттопыренный рот запавшие глаза соломузеленых белых рыжих черных волос и птицыптицы окружают ее лицо, они в ее волосахони в ней самой эти крылья она улетает прочьвся эта маска и женщина вместе с нейНадень маску матери и улетайЧеловек в маске матери может летатьи я тоже могу. Матерь Маскавозьмите меня туда, в начале в концеМатерь Маска просочись в мое я, познакомьсяс моим я и вдвоем мы изменим голову богаИзмени голову бога, что должна бытьцелым миром. Матерь Маска, ты должнаизменить всех нас, разговорами о наших старых и новых я.Матерь Маска отвори свой деревянный ротживой торчащий и мертвый рот пускай зеленаяцвета бронзы темная светлая кожа мерцаетжизнью смертью, открой закрывая глаза закройоткрывая свой рот и будь безъязыкою говоря для насбудь молчаливой, пой песни для нас, расскажи нам старуюстарую новую старую новую сказку быль ложьо наших жизнях смертях, мире войне, расскажи нашустарую сказку мы больше не знаем ее, никогда не бывалоМатери, никогда не бывало Матери Маски, деревяннойнастоящей мамы «на навсегда».1989 Вадим Месяц

Богиня, которая создала этот проходящий мир

Богиня, создавшая этот проходящий мир,сказала: Да будут электролампы и газа сжиженьеЖизнь плеснула на улицу, цвета закружилисьАвтомобили, разнообразно обутые ноги родилисьИ прошлое и будущее, и я родилась тожеПодобно почтовой бумаге она улетелаКуда-нибудь на Аннапурну или на гору Мак-КинлиИли туда и туда – но мгновенноПросветленная, собранная, навсегда была яЕй предназначена понимать живописьКак прекрасное или потрясающее киноИ обожать конечность словВоспринимать как поверхности свои сныЗнать что глаз это – орган любвиИ глубины все – в интонацияхЕе голоса & запястья & улыбки1993 Татьяна Бейлина, Вадим Месяц

Мое море

Что теряю, ты позволяешь, обвинениевсегда делает соучастником. Но я хочу говорить, как мертвые,помнишь город, где мы были, иликак понять, где я только душа – некогда веду за собой?Душа может вести, воевать, убивать; в косом дожде,моросящем там, но нельзя убивать, когда мертв. Этолучше всего – ни у кого нет такой силы.Как я могу вести тебя без сил? Мы хотимвыяснить… Бросить все? – нет тяготения.Ты отяжелел? Нет отваги.Я поведу тебяк тебе, которого сам не знаешь… Большинстволюдей хотели бы туда. там мы рискуем ошибиться, ноэто свойство лингвистики, либо тымог бы завести нас в ад. Вне тяготения,вместо него, есть дом. Он возведенне из изюма. Там свет, нозачем? Для глаз. Он называл меня: «Четыре глаза»,их теперь у меня миллиарды. Этот дом на берегу моря –это Дом Ответов? Продолжуискать за тебя ответы, живя как Бог пошлет,во глубине души. В доме есть подвал,о котором не знала,соединяющий с Моим Морем, Mare Meum.[171] Ответыразбиваются брызгами пены и дикого жемчуга. Ветер –тоже я – ты знаешь, кто ты – где жепустыня? Море вернулось в эту землю,покинутой возлюбленной. Такое море,в котором нельзя утонуть. Ты можешь захотеть со мной совпасть,ибо я – душа, твой водитель – чистая скала доброго разума,без чувств. Беспристрастная свободная воля – все, что здесь есть.2015 Ян Пробштейн

Антология

Никакой тон голоса не достоин такого случая.Просто озаренье, что мы здесь. Бываешь лисаркастичным или не нравящимся другим? Наш разум –слепок одной эпической мысли – тебя. Сколько васпрошло из тебя через меня, пока еду в метро,ведя за собой тебя, что я вынуждена делать, и при этом нельзябыть проницательной. О, кто написал что-нибудь проницательное с…Старая женщина неопределенной расы в белой шляпеи шарфе. Никто не скалит зубы за спиной.У него был несколько раздраженный тон, превосходство в голосе; развебывает такое у мертвых… У Бабули было больше оттенков голоса,чем у кого бы то ни было в этой антологии. Нашаантология, он сказал, поскольку она в сознанье, сложна,как ад. Как запомнить свои стихи? Любойзапомнит, как они звучат, но ты должнапостоянно их извлекать… Все на меня навалились, Топи всё,думая об иконе с изумрудным горлом.Вижу, что дом в аллее темен ночью. Я пытаюсьочиститься вновь, но мне нужны все оттенки голоса.Когда мертв, можешь овладеть ими… густойморской мрак падает от олеандров, похожих на заборы и луназовет на белый настил. Входи. Ложисьв свою кровать в комнате, где Мама нашла скорпиона.2015 Ян Пробштейн

Этот огонь

Никто не любит тебя больше…больше… большеИскреннюю ложь помещали повсюду как раз передследующей ступенькой. Делает ли вид, любой, что частично живЯ предлагаю слова – Все конструкции рухнулив предыдущей смерти. Я пересекаю желтые пескиТак тяжело узнать, не связывая это, с тобойформующем сердце, владеющем мной, и некто говорит,Я не понимаю этого! Не обязательна любовь,или все же обязательна, которая? Не думаю, что ты любишь;перед взрывом? Я пребывала здесь без нее и побывалаво многих местах без любви. Я не хочу, чтоб ты знал,что я в самом деле думаю или делаю – я передсотворением, где возможно и не было «я знала».Все что было когда-то сказано, не вполне правдиво. Он или она пре –дает тебя; почему ты хочешь причинить мне боль… сильнуюХочешь или просто делаешь? Предательство спровоцировановезде даже здесь, тем что знаешь, один – это один, ия была одна, бледная тень. Небо смертисегодня молочной зелени, как ядовитый прудвозле заброшенной шахты. Сорвал колючую грушу, и явкусила ее, потом мы поехали дальше, может в Ярнелл.В этих селеньях я выросла; нет, то была не яУ меня нет… идентичности, и любовь – это предмет,чтобы пнуть тебя ногой, пока идешь по горящей голой земле, где…сентиментальная, когда то, что я любила, у меня… нет единственногослова. Весь этот огонь здесь… чтобы найти… я нашла это.Необходимо это найти. Это не любовь, тогда что это?2015 Ян Пробштейн

3. Сан-Францисский ренессанс

Иван Соколов. Сан-Францисское возрождение

I. Второе возрождение

Как неоднократно жаловался Рон Силлиман, еще никому