Опасная любовь - Ева Шембекова

лишь слабая женщина. После полного слияния ощущаю себя слепой и глухой калекой. Где я? Пытаюсь прислушиваться, но все перекрывает непонятный шум и плеск. В душу снова закрадывается страх. Как же я могла так ошибиться? Как? Горечь и боль душат, и я без сил сползаю на пол. Взгляд натыкается на разодранное платье и кровь. Мои бедра все в крови! Мой ребенок! Как же так? За что? Страх и безысходность заполняют до краев, и я скатываюсь в истерику. Я кричу, катаюсь по полу, рыдая в голос. Мне страшно. Мне дико страшно! Я снова одна, в плену у этого чудовища, которое хочет, чтобы я принадлежала ему. Только теперь приходит понимание того, что и тогда, в первый раз я не по своей воле пошла за него замуж. Он мне просто внушил это желание! Но иллюзия закончилась и вернулась суровая реальность, в которой он мне противен и вызывает только страх и отторжение. Обессилев вконец, я замерла, скорчившись на полу. Хотелось только одного. Умереть! Но едва только я подумала о смерти, как в душе проснулось необъяснимое упрямство и странная, безумная тоска. И зов. Живи! Дождись! Я найду! Только живи!

Сколько я пролежала так, не знаю. День, несколько часов? Или может, сутки? Или больше? В пещеру не проникает дневной свет. Здесь сыро, сумрачно и тускло светится какая-то зелёная плесень на стенах. Но вот послышались шаги, бормотание и голос, всколыхнувший застарелый ужас.

— А, проснулась? Ну, тебе же хуже, — Роман смеется и его смех безумным эхом мечется по стенам пещеры. — Как тебе дизайн? Нравится? Все для тебя, женушка! Не захотела принадлежать мне по-хорошему, значит, будет так. Зачем ты упрямилась? А? была бы счастлива в своем неведении. Я даже терпел то, что ты все время звала меня именем этого выродка! Но ты сама разрушила свое счастье. Так что терпи теперь меня такого, какой я есть. Давай, иди ко мне и как примерная жена, удовлетвори своего мужа!

— Ты мне не муж! — простонала я.

— Плохая жена! — рычит Роман. — Непокорная! А непокорную жену следует проучить!

Он приближается, хватает цепь и тянет к себе. Я пытаюсь сопротивляться, но ощущаю себя мухой, пойманной в паутину. Хлесткая пощечина выбивает из глаз слезы.

— Это не простые цепи, женушка! — зло смеется Роман. — Эти цепи блокируют любое проявление теневой сути! Они предназначены для ренегатов! И для гончих! Для бешеных псов, отказавшихся выполнять волю Совета! Здорово я придумал? Ты никуда от меня не сбежишь. Не призовешь тень. Не будешь сопротивляться. Хотя, знаешь, можешь немного посопротивляться. Мне нравится, когда ты кричишь от боли!

Новая пощечина, потом еще и еще. А потом боль, разрывающая живот. По щекам текут слезы, но в душе рождается волна гнева и ярости. Они помогают пережить унижение и бессилие. Наконец, удовлетворившись, Роман отпускает цепь, и я отползаю от него на максимально возможное расстояние, к самой дальней стене пещерки.

— Тебе понравилось, да? — глумится он, довольно усмехаясь. А потом бросает на пол свёрток и фляжку. — Заслужила. Пока. В следующий раз будешь кочевряжиться, ничего не получишь! Можешь кричать сколько угодно, кстати. Тебя здесь никто не услышит. И вход в пещеру никто не найдет. Это моя личная находка.

Я не ответила. Даже не пошевелилась, стараясь слиться со стеной пещеры. Хотелось вовсе исчезнуть. Или чтобы исчез он. Не добившись от меня ответа, он неожиданно разозлился, схватил цепь и резко дернул на себя, отчего меня буквально швырнуло к его ногам, выбив из горла испуганный вскрик. А потом на меня обрушился целый град ударов и пинков.

— Отвечай, когда я с тобой разговариваю! С…ка! Отвечай! Ты должна говорить со мной! ты поняла? Поняла, я спрашиваю?

Очередной пинок отправляет меня в черноту беспамятства. А когда я пришла в себя, моего мучителя уже не было. Все тело болело. На мне буквально не было живого места. Снова страх и безысходность. И слезы. А еще мучительный стыд. И голод. Последний сводил с ума, затмевая постепенно все остальное. Однако, еду, принесенную Романом, я брать боялась, справедливо полагая, что там может оказаться очередная психотропная гадость, которая сломает меня окончательно.

Жди! Я найду тебя! Только живи! Пожалуйста! Прошу тебя! Живи!

Зов вдохнул в меня капельку надежды. Мой муж! Мой настоящий муж найдет этого подонка и свернет ему шею! Рано или поздно он это сделает! И пусть он потом возненавидит меня, пусть презирает… пусть. Я его все равно люблю. Я ради этого буду жить! Чтобы увидеть, как тварь, когда-то бывшая охотником, сдохнет от руки Игоря! В душе снова всколыхнулась упрямая злость.

— Найди его! Пожалуйста, найди и убей! — шепчу я, повторяя вновь и вновь, как мантру.

Голод, наконец, берет свое и где-то, на грани бреда и сознания, я ползу к свертку. Жадно осушаю флягу, съедаю все, до крошки из свертка. И понимаю, что не зря опасалась. Меня немедленно тянет в сон. Из последних сил я пытаюсь отползти обратно к стене, но все равно засыпаю, наверное, уже через шаг.

Игорь! На этот раз я не просто чувствую его зов, я вижу его глазами. Словно я в его теле. Он замирает на мгновение, видимо, как-то ощутив мое присутствие. Он чувствует мимолетный страх. За меня. Почему? Он что-то знает, чего не знаю я. Боится, что я не проснусь. Ох, как сложно все. Он же совершенно иначе все воспринимает! Одни и те же предметы в его глазах кажутся совсем другими! Более сложными, что ли… неожиданно я перестаю видеть, но по прежнему его чувствую и слышу его… мысли? Чувства?

Люблю! Больше жизни! Найду! Где бы ты ни была! Просто жди! Делай все, ты слышишь? Все, чтобы выжить! Делай вид, что подчинилась ему. Только живи, малыш! Только живи! Дождись! Не дай себя убить!

Я в пещере. Не знаю где. Вокруг шум ничего не слышно. Я не могу призвать сумрак и Тени. Цепи не дают. Он… он сказал, что я могу кричать, и меня никто не услышит…

Мне страшно. Оттого, что Игорь, как и раньше, меня не услышит, но он неожиданно отвечает. Четко и внятно.

Ты меня слышишь? Вот уж не знаю, радоваться или нет. Малыш, я тебя найду! Просто немного подожди. Ты же у меня сильная, киса! Прости, что я тебе не поверил!

Это уже неважно, — с горечью отвечаю я. — Нашего ребенка больше нет. Я…

Не плачь! Пожалуйста, не надо. И не вздумай больше звать смерть! Малыш, он сдохнет! За все,