С царем и без царя - Владимир Николаевич Воейков

Избранники народа начали говорить о необходимости, в целях якобы успешного окончания войны, устранить государя от престола. Следствием такой преступной агитации было развращение командного элемента армии, в то время преимущественно состоявшего из офицеров генерального штаба. В некоторых великосветских салонах, радушно открывших свои двери думским деятелям, досужие кумушки торжественно изрекали, что не следует идти против всемирного исторического течения в вопросах представительного образа правления. Взгляд этот разделял и С. Д. Сазонов в бытность его министром иностранных дел, в моем присутствии сказавший: «Слава Богу, дела принимают такой оборот, что скоро Дума возьмет все в свои руки и тогда можно ожидать полного расцвета Родины».

Ввиду того что, по мнению самозваных спасителей Родины, все мешавшее «очищению воздуха» должно было быть сметено, и я стал получать предупреждения, как лицо, представлявшее препятствие для столь желанного прогресса Родины; я даже был поставлен в известность об образовании группы, в которую входили и некоторые из друзей моего детства и которая задалась целью, во исполнение высших тайных начертаний, освободить Родину от моего присутствия. Агентурные сведения подтверждали правильность этих сообщений. Анализ этого периода времени приводит к выводу, что массовый психоз проявился во внедрении убеждения о необходимости сломать и уничтожить нечто, тяготившее людей и не дававшее им жить.

По забытой старой поговорке «Умных людей в России много, а разумных мало» не отдавали себе наши соотечественники ясного отчета, в чем именно заключался внушаемый им ужас царского гнета и к чему должны привести Россию ломка и уничтожение всего существовавшего.

29

Новогодний дипломатический прием послов * Прибытие комиссии союзников * Генерал Гурко

Новогодний дипломатический прием состоялся в Большом Царскосельском дворце. На этом приеме послы Бьюкенен и Палеолог были неразлучны. На их вопрос о вероятном сроке окончания войны я ответил, что, на мой взгляд, состояние армии настолько поднялось и улучшилось, что если ничего непредвиденного не произойдет, то с началом военных операций можно будет ожидать скорого и благополучного исхода кампании. Они мне ничего на это не ответили, но обменялись между собою взглядами, которые на меня произвели неприятное впечатление.

Издавна существовал обычай, по которому государь посылал на праздник Рождества подарки всем членам императорской фамилии. В этот раз подарки посланы не были, в ответ на что великие князья в предшествовавшие новогоднему приему дни обсуждали вопрос о том, чтобы демонстративно не приносить государю новогодних поздравлений; и только вмешательство в это дело министра двора графа Фредерикса устранило готовившийся скандал.

В обществе шли (без достаточных к тому оснований) разговоры о том, что нашим войскам и столицам угрожает возможность остаться без продовольствия, что железные дороги якобы по какой-то причине не будут в состоянии ответить на все требуемые перевозки и т. д.

С целью успокоения населения государь дал на имя вновь назначенного председателя Совета министров князя Голицына рескрипт, в котором указывал на ближайшие задачи его деятельности по упорядочению продовольственного дела, улучшению перевозок, выражая пожелание, чтобы «к законодательным установлениям отношение было самое благожелательное, прямое и достойное», причем ставил это в непременную обязанность призванным к государственному служению лицам. К сожалению, выраженные Его Величеством пожелания не улучшили взаимоотношений между представителями правительства и народа.

Во время войны значительно увеличилось число официальных и неофициальных агентов стран Антанты; все они, при благосклонном содействии наших общественных деятелей, проявляли большую любознательность к распоряжениям по снабжению армий, вели счет приготовленным на наших заводах снарядам; а прибывшая в половине января в Петроград комиссия союзников даже не постеснялась доложить Его Величеству следующие требования: введение в состав штаба Верховного главнокомандующего, с правом решающего голоса, представителей союзных армий — английской, французской и итальянской, реформу правительства в смысле привлечения к власти членов Государственной думы и общественных деятелей, а также целый ряд других требований приблизительно такого же характера.

Государь ответил, что представителей союзных армий, с правом решающего голоса, он допустить в свою армию не желает, так как его армия сражается не хуже союзных; своих представителей, с правом решающего голоса, в союзные армии назначать не предполагает; что же касается требований относительно реформы правительства и других, то это есть акт внутреннего управления, союзников не касающийся.

21 января члены союзной комиссии с французским министром Думергом во главе были приглашены к высочайшему обеду в Царскосельском дворце. На время их пребывания приехал со Ставки в Петроград генерал Гурко, вызванный телеграммой государя для замещения с 8.XI.16 по 23.II.17 лечившегося в то время в Севастополе генерал-адъютанта Алексеева.

По словам находившихся одновременно с ним в Севастополе общественных деятелей, генерал Алексеев будто бы сказал двум посетившим его делегатам Государственной думы: «Содействовать перевороту не буду, но и противодействовать не буду».

Еще не вступая в исполнение своих обязанностей, генерал Гурко по дороге в Могилев, как говорит генерал Брусилов, жаловался на создавшиеся в Ставке осложнения из-за сплетения военных вопросов с вопросами придворной жизни и внутренней политики.

Государь мне сообщил о выраженном им генералу Гурко желании безотлагательно вернуть в Петроград с фронта одну из двух гвардейских кавалерийских дивизий. Почему-то это желание царя генералом Гурко исполнено не было, и вместо гвардейской кавалерии он прислал в мое распоряжение в Царское Село находившийся на фронте батальон Гвардейского экипажа. Некоторое объяснение такому его отношению к высочайшему повелению дает письмо его к отрекшемуся царю от 4 марта 1917 года: в нем он выражает преклонение перед государем за его отречение, избавляющее Отечество от гражданской войны и сохраняющее мощь армии; в том же письме он просит заступничества государя за тех, которые за верность ему заключены в крепость. Мне неизвестно, было ли письмо это представлено Его Величеству.

Еще в декабре 1916 года, когда генерал Гурко временно исполнял обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего, государь поручил мне переговорить с ним по поводу проявления им во время ежедневных докладов слишком большого интереса к делам внутренним, причем Его Величество добавил, что, по его мнению, делает это Гурко под влиянием Гучкова. Посетив в тот же день генерала Гурко и начав с ним разговор на эту тему, я, к сожалению, довести его до конца не мог, так как после произнесения мною фамилии Гучкова у моего собеседника явилось такое безотлагательное дело, которое ему совершенно не позволило меня дослушать. Явное подтверждение правильности мнения государя о генерале Гурко как о человеке, подпавшем под влияние Гучкова, получилось значительно позже: после революции при посещении