Резанов и Кончита. 35 лет ожидания - Татьяна Алексеева

Кто-то стал настойчиво его тормошить, и Резанов вернулся к реальности.

– Проснись, мы приехали! – забубнили ему в ухо сразу два голоса. – Сможешь сам в номер подняться?

– Где мы? – заплетающимся языком спросил командор.

– В Иркутске, у гостиницы! Давай, вылезай, идем в тепло! – торопили его друзья.

– В Иркутске!.. – радостно прошептал Николай. – Ну наконец-то…

Срочно приведенный в его гостиничный номер врач подтвердил то, что путешественники и так прекрасно знали: сильная простуда. Он настойчиво советовал больному провести в постели хотя бы неделю, но Резанов, в тепле почувствовавший себя немного лучше, позволил уговорить себя только на один день промедления.

– Некогда мне здесь разлеживаться, меня ждут! – сердито отвечал он всем, кто пытался отговорить его от продолжения путешествия, и в конце концов, самые упорные друзья вынуждены были ему уступить.

После визита доктора Николай провалился в сон и проспал почти сутки. Проснулся он сильно ослабевшим, однако жара у него больше не было. Обрадовавшись, командор позавтракал и сразу же попросил горничную дать ему бумагу и чернила – он решил не терять даром даже одного дня и потратить его на письма петербургским знакомым. «Надо написать, что я женюсь на Кончите только по расчету, – напомнил он себе. – Нельзя, чтобы меня считали легкомысленным, нельзя, чтобы о наших с ней чувствах кто-то сплетничал…»

Первое письмо, которое он написал, было адресовано Михаилу Булдакову: Николай очень надеялся, что тот поверит в его расчетливость по отношению к Кончите, и его жена, Екатерина, а также все остальные братья и сестры Анны не будут обижены на него за вторую женитьбу. Слабая дрожащая рука с трудом выводила буквы, и с кончика пера едва не срывались на бумагу кляксы. Но Резанов закончил все письма, аккуратно запечатал конверты и попросил немедленно отправить их в столицу – и только после этого снова позволил себе отдохнуть.

На следующее утро, несмотря на робкие попытки снова уговорить его задержаться, Резанов с товарищами выехал из Иркутска. Ехать верхом ему не позволили, но на этом он особо и не настаивал – слабость по-прежнему была очень сильной, хотя в остальном он чувствовал себя не так уж и плохо. Часть пути он проехал, глядя в окно экипажа и раздумывая о том, кому еще можно будет написать во время следующей остановки в гостинице, а потом его вдруг снова начал окутывать горячий красный туман, и одновременно стало холодно, словно он не был закутан в два тулупа и одеяло. «Ну вот, опять! – раздраженно скрипнул зубами Николай. – Кажется, я и правда поторопился ехать… Придется подольше задержаться в Красноярске и как следует подлечиться…»

Это была его последняя ясная мысль. А потом туман сгустился так сильно, что Николаю было уже не до рассуждений. Только изредка он выныривал из охватившей его красноты и видел где-то вдалеке то Анну, то Кончиту, то их вместе. После чего снова проваливался в беспамятство.

Во время одного из таких «проблесков» Резанов обнаружил, что лежит в кровати, и сидящий рядом с ним незнакомый человек сообщил, что он уже в Красноярске. В следующий раз он очнулся в одиночестве и в темноте, глубокой ночью. В комнате было так душно, словно в ней почти не осталось воздуха, на грудь давило что-то невероятно тяжелое, и внезапно Николай понял, что это пробуждение может оказаться последним. «Кончита, девочка! – ужаснулся он про себя. – Ведь она же меня ждет, она же не узнает, что я умер, и будет ждать всю жизнь, годами! Что же я наделал…»

Улыбающееся лицо Кончиты скрылось в алом тумане, и вместо него оттуда выступило полное любви и сочувствия лицо Анны…

Калифорния, Сан-Франциско, 1806 г.

На следующий день после отъезда Николая Кончита проснулась, когда было еще почти совсем темно – черное небо за окном только-только начало слегка сереть. Некоторое время она лежала на спине, закрыв глаза и пытаясь снова заснуть, но вскоре ей стало ясно, что из этого ничего не получится. Тогда девушка встала с кровати, на цыпочках подошла к окну и отвела в сторону тяжелую пыльную штору.

За окном было раннее туманное утро. В темно-сером небе еще светились тускнеющие на глазах звезды, а земли и океана почти не было видно из-за окутавшей все вокруг плотной пелены. Кончита вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу в жизни не вставала так рано и никогда не видела свой город в предрассветный час. Несколько минут она стояла у окна, вглядываясь в туманную мглу, а потом бросилась к шкафу и принялась торопливо одеваться.

Ей удалось выскользнуть из дома, не разбудив никого из родных. На улице было сыро и холодно, и Кончита сразу же мелко задрожала, несмотря на специально выбранные шерстяное платье, теплый плащ и платок. Но ей даже в голову не пришло вернуться домой – знакомые улицы, выглядевшие в утреннем освещении необычно и чуть ли не загадочно, манили девушку вперед, словно обещая показать ей еще что-то новое, необычное…

Кончита долго петляла по улицам, заглядывая то в один узкий переулок, то в другой. Город еще спал, и лишь изредка ей навстречу попадались первые спешившие на работу прохожие. Они бросали неодобрительные взгляды на молодую девушку, шатающуюся по улице в одиночестве, но Кончита не обращала на это внимания. Какая разница, что о ней подумают чужие, незнакомые ей люди, какое ей вообще дело до всех, когда ее любит самый замечательный в мире мужчина, когда у нее впереди – два года ожидания и много-много лет счастья!

Незаметно для самой себя она вышла на окраину города и оказалась на дороге, ведущей к берегу океана. Небо к тому времени стало уже более светлым, а туман вокруг немного рассеялся, и, пройдя еще немного, девушка увидела уходящую к горизонту серую водную гладь, издалека казавшуюся совсем спокойной. Как же непохожа она была на те синие с алыми отблесками заката волны накануне вечером, когда корабль Николая уплывал за горизонт!

Пыльная дорога постепенно превращалась в узкую извилистую тропинку. Кончита шла по ней, спотыкаясь о выступающие из земли камни, и смотрела вперед, на медленно светлеющие океанские воды, на размытый, затянутый дымкой горизонт и гаснущие над ним звезды. Океан уже не казался спокойным: шум бьющихся о его обрывистый берег волн становился все громче, а вскоре, подойдя еще ближе, девушка увидела пенящиеся на его поверхности белоснежные барашки. Она ускорила шаг и проворно двинулась к выдающемуся далеко в воду мысу, со всех сторон окруженному пенящимися волнами.

Теперь океан уже не просто шумел рядом с девушкой. Волны грохотали вокруг мыса, с размаху ударяясь о выступающие камни и взлетая вверх пенистыми фонтанами. Соленые брызги полетели ей в лицо, и Кончита заслонилась от них руками, но в то же время с удивлением заметила, что ей больше не холодно. Океан, в который уплыл от нее Николай, больше не казался ей мрачным и враждебным, прикосновение его брызг было приятным, освежающим.

Небо над волнующейся водой все светлело, последние звезды гасли, а сама вода становилась все более яркой, наливалась зеленовато-синим цветом. Девушка смотрела застывшими глазами на линию горизонта, которая делалась все более четкой, и ей казалось, что она видит будущее. Пройдет два года или немного больше, она так же будет стоять на этом мысе и смотреть на горизонт, и внезапно увидит, что на нем появилась крошечная темная точка. И еще до того, как эта точка вырастет и превратится в знакомый ей силуэт корабля, она будет точно знать: это возвращается он. Ее будущий муж, ее любимый. Она будет первой, кто увидит его корабль, она побежит в порт и будет ждать, когда он подплывет достаточно близко к берегу. И Николай тоже сначала увидит с палубы ее – и только потом все остальное, берег, порт, встречающих…