Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Свехузкий круг» горбачевской перестройки оказался не таким уж узким.
Я уверен, что профессор Иван Николаевич Понырев однажды, проснувшись после очередного укола, (не в сердце Гестаса!) понял, что пришла пора действовать. Он вдруг вспомнил, что ему есть за кого мстить: за замученного в «психушке» Мастера. Очередной поцелуй Маргариты придал ему сил.
Наступило великое время солженицевского «Нельзя проверить, но как-то верится!» Обцелованные ведьмами, объезженные чертями, заштампованные премиями самого разного пошиба, нечистая сила рванулась в бой. Шепот превратился в вопль, а одинокие голоса – в рев толпы.
Бедный, бедный Михаил Афанасьевич Булгаков!.. Предупреждая страну о катастрофе, он понятия не имел, сколько нечисти вылезет на свет Божий. Ну, казалось бы, страдающий и исписавшийся Мастер, заключивший с Сатаной договор и его деятельная подружка Маргарита, продавшая тому же Сатане душу – эка невидаль для России! Мало ли их было и будет еще?.. Но гляди, как и сколько этих бесов повылазило! Такое впечатление, что крем Азазело теперь продается в любой аптеке, а «причастие» Воланда – в любой забегаловке.
На свете нет ничего дороже здравого смысла. А талант – это язык, которым разговаривает Бог с людьми. Он – не самовыражение, не самолюбование, не самовыпячивание, а именно язык Божий.
Низкий поклон Михаилу Афанасьевичу Булгакову!
«Степь». Антон Павлович Чехов.
Дар предвидения. Революция.
Знание?.. Вы говорите, знание, и для того, чтобы познать человека, нужно узнать его страсти? Я только улыбнусь в ответ: так ли важно знать, изучая рыбу, устройство сети, в которую она попадает?
Писательство как способ двойного мышления
Почему я люблю Чехова? Потому что в нем нет, обрезанной, сладенькой и сектантской любви к человеку. Врач по профессии, он остался им и в литературе, принимая человека таким, каким он есть на самом деле.
Но сначала несколько слов о Рене Декарте и его общеизвестном: «Я сомневаюсь, значит мыслю; я мыслю, значит существую». Спасибо разбитой военной дороге, холодному, осеннему дождю и изматывающей усталости, которые и загнали продрогшего офицера Декарта внутрь теплой голландской печки на пепелище неизвестной деревеньки. Оказывается, человек может быть счастлив и на войне, если он хоть на час выйдет из строя грубых, охрипших солдат. Да, любая война бесчеловечна, но главная ее беда в том, что она не оставляет человека одного ни на секунду. Война это, прежде всего, – четкий строй. Человек живет в строю, думает в строю и умирает в строю. О, благословенная печка!.. Твоя непроглядная тьма, тепло еще не остывших кирпичей, абсолютная тишина и желание сосредоточится хоть на чем-то, кроме войны и насилия, и привели Декарта к парадоксальной, самодоказывающей человеческое «я» идее: «Я сомневаюсь, значит мыслю…»
Антон Павлович Чехов сомневался, что в России в России будет революция.
Вот что он писал Плещееву 9 февраля 1888 г.: «…Вы пишете, что Вам понравился Дымов, как материал… Такие натуры, как озорник Дымов(извозчик в «Степи), создаются жизнью не для раскола, не для бродяжничества, не для оседлого житья, а прямехонько для революции… Революции в России никогда не будет, и Дымов кончит тем, что сопьется или попадет в острог. Это лишний человек».
Через тридцать лет – не такой уж большой исторический срок примерно равный одному поколению – революция в России все-таки совершилась. Чехов ошибся?.. Но по Рене Декарту сомнение или ошибка доказывают, прежде всего, существование самого человека. Да, казалось бы, ошибка дает неверное знание и искажает информационное поле. Но дело в том, что в литературе, в отличие от точных наук, именно человеческий талант рождает информационное поле, а не ищет и не открывает уже объективно существующее. Талантливый писатель может дать больше, чем просто информация уже самим фактом своего видения мира. Поэтому дар предвидения, без которого литературный дар не немыслим в принципе, дает не просто формальные знания, а, главное, те, которые выше человеческого понимания в сегодняшнем дне. И если предположить, что талант – язык, которым Бог разговаривает с людьми – Чехов не ошибался. Работая над «Степью», Чехов ошибся только в своем личном, человеческом определении будущего России. Но разве сопоставима эта ошибка и то, что было сказано им в «Степи»?
Теория и практика революции
Знание – не всегда основа цивилизации, потому что первые, действительно толковые географические карты придумали вандалы во время жестоких допросов пленных римских солдат на пути в Рим…
Пока отложим в сторону «Степь». Поговорим о другом. Уже давно не секрет (и особенно сейчас), что для того, чтобы совершить революцию нужна бешенная энергетика. Украинский Майдан 2014 года тому подтверждение. К сожалению, российская революционная энергетика 1917 года осталась только в книгах.
8 сентября 1914 года Александр Блок написал строки посвященные Зинаиде Гиппиус:
Рожденные в года глухие,
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть…
В свое время сама Гиппиус (1902 год) посвятила двенадцать строк А. Карташову:
О вере
Великий грех желать возврата
Неясной веры детских дней.
Нам не страшна ее утрата,
Не жаль пройденных ступеней.
Мечтать ли нам о повтореньях?
Иной мы жаждем высоты.
Для нас – в слияньях и сплетеньях
Есть откровенья простоты.
Отдайся новым созерцаньям,
О том, что было – не грусти,
И к вере истинной – со знаньем —
Ищи бесстрашного пути.
Ответ на строчки Гиппиус можно найти в конце блоковского «Рожденные в года глухие…». По мнению поэта, поиск «веры со знанием» и «бесстрашный путь» кончаются так:
…Есть немота – то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.
И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, —
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!
Блоковский набат – безусловно знак (или крик) беды. Но почему он «заграждает уста» человека?.. И почему в его, когда-то восторженном сердце «роковая пустота»? «Смертное ложе» тоже не добавляет оптимизма, хотя Блок и говорит о «достойных, которые узрят царствие твое». Может быть, Бок знал – и верил – в простую истину: «Революция как Сатурн, она пожирает своих детей… Берегитесь, боги жаждут!» приписываемую Дантону,