Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

На лесной проплешине, поджав под себя желтую,очень молодую лапу, которая хорошо смотрелась бы в бульоне, покачиваласьИзбушка на Курьих Ножках. Ставни были закрыты. Внутри кто-то грохоталчугунками. Из трубы курился дымок. Надтреснутый голос с чувством пел романс.

Улита обошла избушку стороной, недовольнопокосившись на крыльцо и буркнув, что, мол, селятся тут всякие. Тропинка,петляя и огибая столетние ели, забиралась в гору. В дуплах мигали желтые глаза,однако никто не ухал, и Мефодий усомнился, что тут живут совы. Да и пахло длясов уж больно странно – мускусом, смешанным с модными духами. Буслаев узналэтот запах – у Зозо тоже были такие.

– Они и есть! Французские! –вскользь заметила Улита, случайно подзеркалившая его мысли.

Внезапно она быстро свернула с тропы ипритаилась, прижав палец к губам. Остальные последовали ее примеру. Мефодийувидел, как в отдалении шевельнулся старый еловый пень. В стороне, прямо побурелому, поскрипывая, прошел огромный, как ствол дерева, позеленевший лешак.

– Это мы на всякий случай. Они не опасны,разве под горячую руку попадешься. Водяных только не любят, – пояснилаУлита, покидая убежище.

– Разве среди нас есть водяные? –удивилась Ната.

Улита с озорным видом царапнула длинным ногтемнос замешкавшегося Мошкина.

– Пык! Магия воды! Лешак ее сразупросечет! С полтычка! – заявила она.

– Но я же не похож на водяного? –как всегда с возможностью уступки, засомневался Евгеша.

Ведьма хихикнула.

– А у нас, родной, на Лысой Горе, лешакидолго не разбираются! Магия воды у тебя есть? Есть. Он ее чует? Чует. Корнем поголове – и все дела! А там, может, ты водяной-оборотень? – сказала Улита ипошла по тропе.

Мефодий заметил, что на Лысой Горе молодаяведьма внезапно пришла в приподнятое и радостное настроение. Ее полные щекиутратили меловую бледность и налились яблочным румянцем. Глаза блестели. Грудьжадно и нетерпеливо зачерпывала воздух. Здесь, в муравейнике разнородной магии,где мрак причудливо переплетался со светом и не было одного лишь – серости, онаощущала себя в родной стихии.

Ах, Гора ты моя горушка,

Гора Лысая, царство ведьмино,

Гора Лысая, земля мертвая!

Ты возьми, Гора, грусть печальную,

Ты мне дай, Гора, свежей кровушки, —

напевала она старую, с явными вампирскимикорнями песенку.

Закончив песню, она остановилась и, сделавруками широкое зачерпывающее движение, сказала громко и удивленно:

– Вы никогда не замечали, что еслиприезжаешь в другой город, то время за тобой не успевает? Оно еще не знает, гдеты, и первые день или два тянутся бесконечно. Затем время разнюхивает, что тебяпотеряло, находит, набрасывается и начинает: раз-раз! – стучать минутамипо кумполу. Дни сыплются, как сухой горох.

– А выход есть? – спросила Даф.

Улита кивнула.

– Есть. Но довольно однообразный. Бежатьв другой город.

Лес понемногу редел. Ели сменились осинами, азатем и соснами. Почва стала песчаной. За деревьями угадывался крутой склон.Еще несколько минут – и они вышли к каменной стене, дыры в которой были забитыдеревянными щитами. Ворота никто не охранял. Прямо к стенам лепились дома.Старые крепостные башни тоже были населены. Из бойниц ближайшей, давнопревращенных в окна, доносилось бренчание гитары. В другой бойнице кто-товывесил сушиться кожаный фартук, прикрепленный к древку копья.

Полуграмотная надпись краской, прямо нагородской стене, приглашала:

«ЗЛО ПЫЖАЛОВАЦА В МАГИЛЬНИК!

БЕЛЫЕ МАГИ СТРОГА ПА РИГИСТРАЦИИ. АСТАЛЬНЫЕВАЛИТЕ КАК ХОТИТИ!»

Сразу за стеной начинали петлять улицы. Изтолстых и больших труб, похожих на трубы котельных, валил дым – красный, сизый,зеленый. Вероятно, там работали зельеварильни.

Рядом угадывался большой населенный город.Мефодий понял, что здесь-то и начинается настоящая Лысая Гора.

Насмешка в серых глазах. Зрачки, расширенные,как у рыси. Крутой упрямый лоб. Это он, Матвей Багров, мальчишка, одурачивший«Книгу Харона». Кто он? Молодящийся старик-маг? Морлок? Призрак?

– Прерванное существование! – уронилБагров, хотя Ирка не успела задать никакого вопроса.

– Это как?

– Ты живешь себе, живешь, а затемоказываешься внутри перстня в виде крошечной искры. Для других проходят сотнилет. Для тебя – мгновение, мимолетнее, чем дневная дремота… Затем ты – сам незная, как и почему – стоишь на песке у воды и смотришь на перстень, который лежитрядом.

Матвей взглянул на перстень на своембезымянном пальце. В отличие от кольца магфицера, с которым не так давнопознакомилась Ирка, его перстень был странно молчалив. Никаких потрескиваний,никаких пляшущих искр. Затаенная сила чудилась в этом простом и невзрачномперстне.

– И ты ничего не помнишь? – спросилаИрка.

– Я помню все, – со страннойуверенностью отвечал Матвей. – Возможно, я не помню и не знаю всего, чтобыло в эти двести лет, но свое вчера я помню превосходно.

Он мимолетно коснулся рукой груди и посмотрелна холст в руках у Ирки.

– Совсем забыл! Дай его мне!

– Зачем?

– Отдай! Увидишь! – властно повторилон.

Ирка отдала. Багров развернул холст и долгосмотрел на него. По его невозмутимому лицу сложно было определить, что ончувствует и о чем думает. Он поднял руку и подул на безымянный палец. Оттемного перстня оторвалось пламя и охватило холст.

Ирка вскрикнула, попыталась потушить, но былопоздно. Язык пламени втянулся в перстень, не оставив от картины даже пепла.Багров тщательно осмотрел пол и остался доволен.

– Зачем ты это сделал? – крикнулаИрка.

– Так было нужно. Я искал картину, чтобыуничтожить ее. Это было единственное мое изображение. Теперь они не смогут,завладев портретом, применить некромагию и вуду. Ты знаешь, что такое вуду?

Ирка вспомнила шило в руках у пегобородого ивновь ощутила его огненные уколы.

– Именно, – сказал Матвей, заметив,как скривилось ее лицо. – Так вот – некромагия – это гораздо хуже.

– Некромагия разве не запрещена?